Василий Голицын. Игра судьбы

…объявлено было обоим его величества теткам Петра, сестрам отца его, царевнам Анне и Татьяне Михайловнам, также патриарху Иоакиму… дабы прибыли в Троицей монастырь. Также спальник Иван Гагин был отправлен с грамотами по всем полкам стрелецким, которым повелено было прислать выборных стрельцов в Троицкий монастырь от всякого полку. Также по всем ближним городам посланы грамоты, а велено всему шляхетству сбираться вооруженным в Троицкой монастырь и всем офицерам иноземцам из слободы. Также во все слободы московские, торговым и гостям — грамоты о притчине походу его величества объявлено было. А к боярам и всей Палате указ был послан, дабы ехали в Троицкий монастырь.

И насупротив того присланного стороны царя Иоанна Алексеевича, был прислан в Троице-Сергиев монастырь боярин и дядька князь Петр Иванович Прозоровский, которой был человек наложной и справедливой и весьма противной царевны Софии Алексеевны, со всяким братским обнадеживанием и дружбы, соболезнуя о такой притчине и протчее, и что будет стараться всячески все учинить ко удовольству его, любимаго брата своего. Которой князь Прозоровской был принят со всяким почтением, и до двух дня возвратился с тою ж комиссией, дабы Щегловитаго выдать и стрельцов-заводчиков, и царевне Софии ретироваться в монастырь Девичей.

И по возвращении князя Прозоровскаго к Москве царь Иоанн Алексеевич позволил патриарху и боярам и всей Палате ехать к брату своему, также выборным стрельцам из полков идти, которые по приезде в монастырь Троицкой записывали свои приезды, к чему был определен думной дьяк Автомон Иванов.

Князь Борис Иванович Куракин. «Гистория…»

— Надавили, князь, — запыхался Мелентий, — надавили!

— Ты постой. Ты чего орешь? На кого надавили-то? Говори путем, — князь Василий оторвался от книги и уставился на дьяка.

— На царя Ивана надавили. Отклонился он от сестры, от царевны Софьи Алексеевны, в сторону брата своего, царя Петра.

— А кто давил-то?

— Сказывают, царица его, Прасковья. Да дядька князь Прозоровской.

Известие было громоносное. Князь поднялся и подошел к дьяку.

— Отколь сведал? Подлинно?

— От самого князя Петра Иваныча. Царь-то наш Иван пуглив больно. Его и застращали: смута-де грянет, надобно сестрицу Софью осадить, укорот ей сделать. Ну он и сдался. Сказывали, царица-де Прасковья взяла сторону царя Петра.

— Ну и ну! — князь Василий взволнованно заходил по комнате. Как он ни балансировал, надеясь сохранить власть правительницы, все оказалось тщетным. Впрочем, он давно предвидел обреченность всех усилий. И как царевна ни бесилась, стремясь извести брата Петра, ненавистного Петрушку — заговорами, заклятиями, поджогами и, наконец, не состоявшимся походом на Преображенское, — ничего из этого не вышло. Мира меж них не могло быть. Просто потому, что время царевны Софьи кончилось, истекло. И как ни изворачивайся, какие хитроумные комбинации ни строй, все бесполезно. Некогда он призывал ее подольститься к Петру, замириться с ним. Он и сам всею душою хотел этого, понимая — за Петром будущее. Все угодья были в нем, в Петре: мужество и сила, разумность и подвижность.

Явился государь, которого ждала Русь. Князь Василий желал бы быть в его команде, но царь Петр его решительно отторгал. Закидывал мрежи с разных сторон — все напрасно. И ходатаи были знатные — дядька Петра почитаемый им князь Борис Голицын. И другой Голицын — князь Иван. Все мимо.