Василий Голицын. Игра судьбы

Утек не хвались, а Богу помолись.

Унеси, Господь, и меня, и коня.

Стали щуке грозить, ее в море утопить.

Не пугай сокола утицею и другою птицею.

Народные, присловья

Свидетели

…На другое лето 7196 (1688) те же воеводы с войски своими марш восприняли к Крыму. И по приходу к Перекопу стояли три дни и учинили с татары перемирие. Также назад все войска поворотили безо всякого плода. Сие было первое падение князя Голицына к его неучастию и при повороте его, князя Голицына, из другого походу царь Петр Алексеевич не хотел допустить своей руки целовать, как то обыкновенно чинено.

Теперь помянем о другом дворе царя Петра Алексеевича. И матери его, царицы Наталья Кирилловны, коим образом проводили свое время во все то правление царевны Софии Алексеевны. И именно, жили по вся лето в Преображенском своим двором, аж до самой зимы, а зимою жили на Москве. А двор их состоял из бояр, которыя были их партии: князь Михайло Алегукович Черкасской, князь Иван Борисович Троекуров, князь Михайло Иванович Лыков, родом Урусов, родом Нарышкины, князь Борис Алексеевич Голицын кравчий, родом Стрешневы, да спальники, которыя все привязаны по чину своему, и почитай, все молодые люди были первых домов.

И царица Наталья Кирилловна, и сын ея ни в какое правление не вступали и жили тем, что давано было от рук царевны Софии Алексеевны. И во вреда нужды в деньгах ссужали тайнр Иоаким патриарх, также Троице-Сергиева монастыря власти и митрополит Ростовской Иона, которой особливое почтение и склонность имел к царскому величеству Петру Алексеевичу.

Князь Борис Иванович Куракин. «Гистория…»

Как оно было? Не сама собой восприняла правление. По прошению Земского собора. Вот она, бумага, подписанная многими высшими людьми государства: «…по многом отрицании, согласно прошению братии своей, великих государе и, склонясь к благословению святейшего патриарха и всего священнаго собрания, презирая милостивно на челобитие бояр, думных людей и всего всенароднаго множества людей всяких чинов Московскаго государства, изволила воспринять правление…»

А ныне Нарышкины почали обвинять царевну Софью, что она самовольно исхитила правление, распоряжалась казною, как хотела, любезников своих князя Василия Голицына и думного дьяка Федора Шакловитого поставила у кормила. Забыли о приговоре своем, чтобы она вместе с боярами вершила дела в Думе, и голос ее был первенствующим.

Ныне стали горлопанить: опять-де князь Василий занапрасно и множество ратных людей загубил, и казны извел. Похвалялся татар крымских побить, а возвернулся не солоно хлебавши, аки тать в нощи. Еще слух был пущен, что с теми татарами сговор имел и бочку золотых от них за свое отступление взял. Хотя на самом деле ничего такого не было.

А были жары губительные, была трава выгоревшая, были кони палые от бескормицы, был голод от неимения провианту. Корил себя князь Василий: зачем вдругорядь стал во главе войска. Понадеялся на фортуну, то бишь счастие. Ведь научен был во первом походе: счастия на войне не бывает, а должно иметь во всем предусмотрительность.

Показалось: все предусмотрел. А всего предусмотреть было не можно, когда за плечами столь великое тожество людей и коней. Нет, не его это дело — рать в поле водить, не его. Его дело в Приказе сидеть да с иноземцем балакать. Его дело умом раскидывать по всяким поводам. Коемуждо по делам.