Василий Голицын. Игра судьбы

— Вот, на ветер заговорные слова пущаем, — быстро проговорил Шакловитый.

Князь подошел к Софьиной руке, приложился к ней и при этом заметил:

— Пустое это занятие, сколь раз сказывал тебе, государыня.

— А коли ничего иного нету, как быть?

— Столь много раз толковал: надобно замириться. Неужто выя у тебя закостенела, не гнется?

— Не гнется! — буркнула царевна.

— Вот и жди разворота Петрушкиного. Он никого из нас по твоей прихоти не помилует.

— Не угомонюсь, прежде чем не испробую все по черной магии, — упрямо повторяла царевна. — Вот ты, князинька, посулил книгу Гермесову, где по науке можно порчу наслать.

— Писано там такое, верно. Но сам Трисмегист указывает, что ничего такого не испробовал, все с чужих слов.

— Великий, сказывал ты, ученый, стало быть, с людьми таковой же учености и вожжался, — резонно указала Софья.

— Надо думать, — нехотя согласился князь. — Но и великие бывают доверчивы. Сам же Гермес указывает, что всякое знание дается опытом.

— Народ приметчив, — заметила Софья. — Без опыта да нужды ничего не выдумает.

— Востра ты, матушка, давно подметил: за словом в карман не лезешь, — ухмыльнулся князь.

— А как с вами иначе? Не возразишь да не переспоришь — задавите.

— Наше дело давить вашу сестру, — вмешался Федор. — Однако любовно.

— Да уж, на это вы мастеровиты. Так ты, князинька, привези ту книгу Гермесову. Давненько обещался.

— Все за посольскими делами забываю, государыня. Сей день и пришлю ее тебе.

С теми словам попрощался и вышел. А вечером посольский дьяк привез Софье обещанную Гермесову книгу, пухлый том на латинском языке.

— Э, нет, — огорчилась царевна. — Сия грамота не по мне. Будто князь Василий не ведает, что я латынщине не учена. Проси князя приехать да растолковать, что здесь писано.

— Князь с послами занят, государыня царевна. Наказ твой передам слово в слово, — пообещал дьяк.

Разумеется, передал. Князь не был ослушником — приехал. Не к полюбовнице — к правительнице.

— Давай разбираться, — попросила царевна. — Найди подходящее для порчи.

Князь долго листал фолиант, бормоча под нос: моча, кал, ногти, слюна, сопли, платок, чулок, рукавица… Вот, кажись, подходит. Купить бычье сердце непременно в субботу и, взяв его, пойти в пустынное место, вырыть там глубокую яму, устлать ее слоем негашеной извести и на нее положить сердце…

— А где эту известь берут? — осведомилась царевна.

— Я тебе добуду, — усмехнулся князь. — Выжигают ее у нас в Мячкове селе. Чту далее: колоть его, сердце то бишь, острым ножом, приговаривая: «Вот тебе, Петр, нож в сердце, умри, как сей бык умер под ножом». И так несколько раз. А потом возвратиться молча, ни с кем не заговаривая весь день.

— Как же это можно — весь день молчать? — удивилась царевна.

— А ты накажи слугам своим и сестрицам, чтобы тебя не тревожили. Тут указано, что таково с сердцем надобно поступить не единый раз. И каждый раз поутру, непременно натощак.

— Ох, грехи мои тяжкие, — расстроенно проговорила царевна. — Тяжко мне все это. Прикажу купить бычьих сердец да положить их в ледник… А не указано там: непременно самой копать да колоть?

— Самой, госпожа моя, самой.

— Ладно. Поищи что-нибудь попроще.

Князь продолжал листать книгу, бормоча себе под нос.

— Может, вот это испробовать, — нерешительно произнес он, — вот, слушай-ка: до восхода солнца одним ударом ножа срезать ветку орешника, притом непременно совсем молодого, без плодов, и до которого никто не касался…

— Поди знай, касался кто, либо нет, — прервала его царевна. — Неизвестно то. Ну да ладно, чти далее.

— Срезать, стало быть, с приговором: «Срезал тебя, ветка нынешнего лета, как срезал бы Петра, смерти коего ищу!» А возвратясь, расстелить новую скатерть на новой столешнице и сказать три раза. Тут по-латински, но, наверно, можно и по-русски: «Во имя отца и сына и Святого Духа и силою Дроха, Мирроха, Эсенарота, Бету, Бароха, Маарота…»

— Фу ты, Господи, — и Софья суеверно перекрестилась. — Это кто ж такие? Имена все нечистые, иудейские.

Князь пожал плечами.

— Не знаю, госпожа. Видно, волшебники какие-то. Но это еще не все. После прибавить: «Святая троица, покарай Петра царя, который творит мне зло и злоумышлял против меня, и избавь меня от него навсегда, навсегда, навсегда! Элион, Элион, Эсмарис, аминь». Сказав аминь, надо хлестнуть веткою по скатерти, и враг будет побит.

— Тарабарщина какая-то. И слова жидовские. Нет, Васенька. Ищи далее.

— А ты не могла бы добыть Петрушкин волос? Вот тут с ним проще…

— Сам посуди: могу ль я получить его волос? Разве что попросить братца Ивана. Да нет, ему сие не по силам, да и смею ли я попросить его дернуть Петрушку за волосы. Нет, такое не годно.

— Вот состав Филамента, философа Афинейского.

— Философа? Небось, сильный состав! — оживилась царевна. — Чти.