В «Знаке Беды» — ни партизан, ни того, что мы чаще всего называем борьбою. Затаившаяся деревенская жизнь сместилась с обочины в центр; она теперь — главное. И еще новость: небывало для Быкова разрослась предыстория событий; прошлое героев впервые обрело художественное равноправие с их настоящим; именно прошлое придает всему остальному важнейший дополнительный смысл и генетическую, историческую глубину. Изображать трагические события на хуторе как сиюминутные, беспочвенные, случайные было бы явным упрощением, неправдой. Быков предпочел искать и проявлять связь фактов, старых и новых интересов, побуждений, поступков. Это было необходимо, было требованием самого материала. Впервые Быков рассказывал не о людях, соединенных одним окопом, одной боевой задачей, одной партизанской вылазкой (еще «Карьер» не написан), а о тех, кого война застала дома, в родных стенах, в своем привычном крестьянском мире и кругу, где все если не родня, то все равно — самые что ни на есть свои, наши, одного корня, одного племени[198].
Глубокий анализ Дедкова, в котором читатель легко ориентируется благодаря логически уверенному ходу мысли и эмоционально сбалансированному изложению, тем не менее, как кажется, заслуживает по крайней мере одного возражения и двух дополнений.
Возражение вызывает следующее заявление: «…прошлое героев впервые обрело художественное равноправие с их настоящим». Впервые?.. А как же те произведения Быкова, о которых мы уже говорили? Разве прошлое в них уступает в художественных правах настоящему? Практически любой герой Быкова (как, впрочем, и большинство людей в реальной жизни) строит свое мировоззрение, совершает те или иные поступки, исходя из своего прошлого жизненного опыта. Более того, у Быкова — чему примером может послужить любое его произведение — прошлое обычно отвечает не только за инстинкты, жизненные стимулы и выбор персонажа, но чаще всего является основополагающим началом в формировании его судьбы. Впрочем, прошлое в «Знаке Беды» действительно имеет некоторые особенности, в том смысле, что оно фактически вбирает в себя несколько периодов, состоит из нескольких частей: очень далекое прошлое (революция, коллективизация), прошлое-настоящее (отражающее основные события романа) и прошлое-будущее (существование хутора Петрока и Степаниды Богатько уже без его хозяев).
Что касается дополнений, то первое из них заключается в том, что Быков был одним из первых, кто во весь голос заявил о несправедливом, жестоком и неправовом отношении тоталитарного государства к населению, оказавшемуся на оккупированной территории. Так, в анкете советских органов уже в 1941 году появился вопрос, находился ли сам человек или члены его семьи на оккупированной территории, и положительный ответ нередко или приводил к аресту, или добавлял годы к уже назначенному сроку заключения. И, без сомнения, многострадальной деревне приходилось тяжелее всех. Практически так же советские органы власти и их так называемые службы безопасности, несколько раз поменявшие свое название (ЧК, НКВД и КГБ), относились и к несчастным военнопленным, о чем Быков упорно писал еще до появления в печати замечательного романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»[199].
Второе дополнение относится к методу анализа этого произведения. Заимствуя быковское название — знак беды, Дедков сделал его главным рабочим инструментом для классификации сюжета романа. У Игоря Дедкова слово «знак» обозначает примету и предвестие беды. Мы же утверждаем — и это основное дополнение, — что этот роман исполнен множества символов, что он опирается на архетипы, а в состав архетипа «Знак Беды» входят не только примета и предчувствие, но некая причинно-следственная связь. Беда за что-то, или вследствие чего-то.