Варвары Крыма

— На Крыме к мутантам относятся не как в Пустоши, — продолжает Орест. — Их терпят, потому что влияние Ордена здесь слабо. Но управитель Херсон-Града… нет, Марк сделает всё, чтобы ты не стал им. …А потом всё меняется. Лагерь кочевников: горят костры вокруг шатров и палаток из шкур, ходят смуглые люди, в пыли спят ящеры. Нет, не в пыли — это сухой ил Донной пустыни. Вокруг скалы, состоящие будто из пластов грязи, наляпанных один на другой. Жарко, солнце плавится в рыжем небе. Моя мать — уже не такая красивая, с морщинами у глаз и поджатыми губами — сидит у входа в самую большую палатку и перебирает что-то в сите. Шкура за её спиной откинута, в проёме стоит рослый старый кочевник, у него гребень тёмных, пропитанных маслом катрана волос и неестественно вытянутая голова с высоким бугристым лбом. А ещё у него очень широкая, выпуклая грудь. Наверное, потому, что у старика, как и у меня, два сердца. Хотя моя грудь обычных размеров, ну разве что выглядит немного мощнее, чем у нормального человека.

Среди кочевников есть и люди, и мутанты. Последние отличаются бугристыми высокими лбами, некоторые горбаты, с очень длинными четырёхпалыми руками, многие поросли густой тёмной шерстью.

Хан, вождь клана и брат моей матери, наблюдает за мной. Мать, позабыв про сито, тоже смотрит. Опустившись на одно колено, я пытаюсь сильнее согнуть ребро маниса, чтобы набросить на верхний конец тетиву, скрученную из жил. Я — сильный, но кость дальше не сгибается. На меня падает тень, поднимаю голову — высокий кочевник с рыжеватыми, заплетёнными в две косицы усами стоит надо мной. Это Стоян Верзила, старший из братьев-мутантов, лучших воинов племени. «Лучший воин» не значит «самый умный» — разговаривают Верзилы с трудом.

Что-то промычав, он кладёт руку на моё плечо, но я сбрасываю её.

— Дай! — рычит Стоян. — Помогу!

Опустившись рядом, Верзила по-особому перехватывает кость, просовывает под неё руку и, согнув длинную волосатую кисть, упирает изгиб в колено. Нажимает — и вот, готово, петля на конце тетивы наброшена. Стоян ухает, его довольная веснушчатая морда совсем близко… …Только это не Стоян, я вижу серое лицо Болеслава. Оказывается, я попытался ударить его скальпелем, но старик отбил мою руку электродом и замахнулся вторым, согнутым крюком. …А я уже в другом месте. Лежу, выставив голову над краем ущелья, в глубине которого из дыры в каменном склоне торчит продолговатое металлическое тело с плавниками и прямоугольным выступом на середине. Из выступа выдвинут штырь с косой перекладиной, похожий на большую антенну. Далеко за моей спиной высится до небес склон горы Крым, а рядом лежат братья Верзилы. Мы со Стояном одновременно смотрим вверх. В ночном небе висит платформа — необычайно низко. Как правило, они парят где-то за облаками, а эта спустилась чуть не к самой земле. Жаль, что сейчас темно, днём мы бы впервые смогли хорошо разглядеть одну из этих странных штук, а так видим лишь тёмный круг, закрывший звёзды. По нему ползут переливающиеся блёкло-зелёные огни, а потом в центре что-то сдвигается, и оттуда выстреливает тусклый столб света, накрывающий железное тело внизу. На миг ущелье занимается зелёным огнём, потом свет гаснет, и платформа взлетает.

— Видали? — шепчу я братьям. — Там некроз был, а теперь исчез! Выходит, платформы управляют некрозом? Или только пытаются… Короче, Стоян, мы теперь к этой штуке спуститься можем. Пошли!

Опираясь на его плечо, я поднимаюсь на колени, и тогда ущелье с древней машиной, братья Верзилы и склон Крыма исчезают. …Я стоял на коленях возле перевёрнутой койки, надо мной, обеими руками сжимая изогнутый электрод, навис Болеслав.

— Два сердца у тебя, мутант? Одного я тебя лишу, сможешь с другим жить?

Конец крюка впился в мою грудь. Зеленоватый свет, похожий на ползающие по днищу платформы огни, мигнул под рубахой. Меня качнуло назад, а крюк вместе с рукой Болеслава отбросило в другую сторону, и он выпустил электрод, бешено сверкая глазами. Машинка на горле задребезжала:

— Силовая броня? Это технология доминантов, откуда она у тебя?!

Кулаком я врезал ему в живот и вскочил. Скальпель с кинжалом валялись на полу рядом, но они были не нужны мне.

В коридоре послышались быстрые шаги. Болеслав заголосил что-то про мутанта, доминантов и броню, я схватил его за шиворот и толкнул что было сил. Влажный беззубый рот раскрылся, коробка на шее затрещала, замигала лампочка. Болеслав боком налетел на стол с прибором, перевернув его, упал. Из прибора посыпались искры.

— Стой! — донёсся от двери голос Миры.

Не глядя туда, но видя краем глаза два силуэта в проёме, я схватил прибор с пола, обрывая провода, занёс над дёргающимся стариком. Машинка заголосила испуганно и злобно, а я с размаху опустил тяжёлый короб на его грудь, вложив в удар весь свой страх и всю ненависть к этому человеку.

Чёрный металлический угол проломил рёбра. На машинке вспыхнули разом все лампочки. Треснул динамик, судорожно сжались уходящие в шею трубки.

Старик дёрнулся и затих. От горла поднялась струйка дыма.

— Назад!