– Но теперь у вас есть человеческие женщины. Это означает, что вы больше не кучка парней. Племя увеличивается до… – я подсчитываю. – Двенадцать с нашей стороны плюс тридцать с вашей равно сорок два человека. Много охотников.
– Немногие захотят рисковать своими парами на охоте, – говорит он, предлагая очередной кусочек. И когда я отказываюсь, кладет его себе в рот с задумчивым выражением лица. – Многие вообще больше не захотят охотиться.
– Почему?
– Охота предполагает полное уединение. Охотясь, мы проводим много времени в снегах. Можем уйти на полный оборот лун, прежде чем вернуться домой.
– Это значит на месяц?
Он пожимает плечами.
– Большинство охотятся в одиночку. Так легче охватить всю территорию. Мы выслеживаем мелкую дичь повсюду и прячем добычу под снегом, чтобы вернуться за ней позже, когда угодья станут неприступны, а крупный зверь впадет в спячку.
– Значит, охотники… проводят много времени одни? Наверное, это не самая худшая альтернатива, учитывая, что в племени тебя ждут всего четыре женщины, – размышляю я. – Это то, чем ты занимаешься?
Он кивает.
– Я охотник. Провожу больше времени в дикой природе, чем в племенных пещерах.
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему ты проводишь больше времени в одиночестве, чем дома?
Взгляд его сияющих голубых глаз обезоруживает.
– Там у меня ничего нет. По крайней мере, находясь в дикой природе, я могу обеспечить свое племя. А дома вынужден наблюдать то, что есть у других, и чего нет у меня. Иногда это… тяжело.
Я понимаю по его взгляду, что он говорит о резонансных парах.
Я с трудом сглатываю. Значит, он добровольно пребывает в изгнании долгие месяцы, чтобы не видеть счастливые парочки? Мое сердце сжимается от жалости. Неудивительно, что Раахошу тяжело находиться среди людей.
– Черт возьми, не заставляй жалеть тебя.
Он фыркает и резко отрезает кусок мяса, а затем жует с озлобленным выражением лица.
– Мне не нужна твоя жалость, женщина.
– Жалость – это все, что ты сегодня получишь, – язвительно заявляю я.
Он рычит, обнажая зубы.
– Я не нахожу твои слова забавными.
– А я и не пытаюсь тебя развлечь, – подчеркиваю я. Затем раздраженно поднимаюсь. – Уф. Ума не приложу, что мне с тобой делать.
– Я хочу свою пару, – говорит он сквозь зубы, все еще сидя у костра. – Так это работает. Кхуйи решило, что мы с тобой будем парой, и это нельзя изменить. Ты будешь моей, и точка.
– Ах, так? – Я поворачиваюсь к нему спиной и упираю руки в боки. – А я хочу охотиться, выкуси!
Он наклоняет голову, и я понимаю, что он пытается понять смысл моих слов.
– Это человеческое выражение, – огрызаюсь я. – Я хочу охотиться и обеспечивать себя сама. И знаешь что? Я хочу принимать решения самостоятельно. Когда я наконец смогу делать то, что хочу, черт возьми? – Я широко раскидываю руки. – Все вокруг указывают, что мне делать, но знаешь ли ты, чего хочу я? Нет, не знаешь, потому что меня никто не спросил.
– Ты хочешь поохотиться, – спокойно отвечает Раахош.
– Было бы неплохо, для начала.
– Очень хорошо. Утром возьму тебя на охоту.
Я пялюсь на него, хлопая глазами. Он кажется мрачным, но… собирается взять меня на охоту.
– Правда? Вот так просто?
– При условии… – он делает паузу и бросает на меня жаркий взгляд.
– О, ну началось, – бормочу я, затем машу ему, чтобы он продолжал. Всегда есть какой-то подвох, не так ли? – Давай, выкладывай.
– Я возьму тебя на охоту, если мы будем спать сегодня ночью, как партнеры.
– Если ты думаешь, что я собираюсь перепихнуться с тобой за возможность поохотиться…
– Без секса. «Перепихнуться»? – он смотрит на меня с любопытством. – Никакого «перепихнуться». Просто касаться друг друга и обнимать.
Мое маленькое подлое сердечко снова сжимается. Он так одинок. Боже, какая я скотина. Бедный Раахош, застрял с самой упрямой женщиной на свете. Я смягчаюсь.
– Думаю, я как-нибудь это переживу.
Раахош кивает, а затем поднимается.
– Мы должны убраться в пещере и подготовиться к завтрашней охоте, раз нас не будет весь день.
– Так давай займемся делом, – отвечаю я, скрывая волнение. По правде говоря, немного волнуюсь при мысли о том, что сегодня ночью буду спать в его объятиях и позволю ему прикоснуться к себе. Я вспоминаю безудержное вылизывание киски в снегу, и волна желания накатывает на меня. Мой паразит сразу же принимается гудеть, как бензопила. «