Даже не знаю, что хуже – бесконечное возбуждение, вызванное паразитом, или то, что Раахош позволил мне болтать без умолку, скрыв, что понимает меня. Пытаюсь вспомнить все, что наговорила… но безуспешно. Честно говоря, я болтаю всякие глупости и не запоминаю то, что срывается у меня с языка. Тьфу.
Пара часов в одиночестве дают возможность зашить штаны и, надев их, понимаю, что они стали теснее, но все равно впору. Отсутствие Раахоша также улучшает настроение и позволяет поразмыслить на холодную голову.
На самом деле, он в такой же ловушке, как и я. И, может быть, во мне говорят недавние оргазмы, но Раахош гораздо больше отдал, чем получил в нашем, эмм, снежном инциденте. Возможно, я слишком строга к нему. Но в одном он прав – я не удосужилась спросить, говорит ли он по-английски. Я просто предположила, что он невежественный пришелец… и выставила себя идиоткой.
Я вздыхаю. Не уверена, что готова извиниться, но точно знаю, что морально устала от постоянных ссор. Они ни к чему не приведут. Мой отец всегда говорил, что на мед поймаешь больше мух, чем на уксус.
В последнее время я только и делаю, что источаю уксус. Неудивительно, что у меня ничего не выходит.
И хотя мы с Раахошем расходимся в желаниях – он хочет жену и инкубатор для детей, а я хочу, чтобы меня оставили в покое, мы все равно можем вести себя как взрослые люди.
С наступлением заката я окидываю взглядом пещеру и начинаю наводить в ней порядок, зная, что Раахош скоро вернется. Набираю побольше воды, заплетаю волосы в косу, чтобы они не лезли в лицо, дошиваю одежду, разжигаю огонь и принимаюсь мастерить лук. «Бамбук», который мы раздобыли, оказался совсем не тем, что я ожидала. Он полый и упругий, немного похож на кость. Я планирую обмотать его кожей, чтобы укрепить, а дальше надеяться на лучшее.
Вскоре Раахош возвращается. Два маленьких существа, свисающих с его руки, – наш ужин.
– С возвращением, – приветствую я его.
Раахош останавливается и смотрит на меня, нахмурившись. Я буквально вижу, как в его голове вращаются колесики. Он пытается понять, что я задумала. Какой у меня может быть замысел, кроме как попытаться быть порядочным человеком? Я вздыхаю.
– Послушай. У нашего общения не очень хорошее начало. Ты впустил в меня паразита, и с тех пор я заставляю тебя платить за это. Давай ненадолго заключим перемирие? Я устала.
Он ворчит и опускается на колени у огня, подбрасывая в него топливо.
– Ты не из тех, кто особо разговорчив даже с близкими, не так ли?
Он оборачивается.
– А ты говорила бы даже со стенами, будь у них уши.
Моя улыбка становится натянутой.
– Ты усложняешь наше «перемирие», приятель. Это последнее предупреждение.
Я ожидаю очередное ворчание. Вместо этого он кивает.
– Это было не очень красиво с моей стороны. Извини.
Я расслабляюсь, удивленная тем, что он уступил.
– Ну… ладно тогда.
Я подхожу к костру и сажусь напротив.
– Помочь тебе с ужином?
– Ужином?
Я указываю на добычу.
– Освежевать, выпотрошить, приготовить из нее еду?
Прищурившись, он еще раз окидывает меня взглядом. Он не сердится, скорее, пытается меня понять.
– Это моя работа – обеспечивать свою пару.
– Ааа, – я на минуту задумываюсь, а затем прижимаю колени к груди, покачивая босыми ногами у огня. – Мы можем отложить пару шкур, чтобы сделать для меня ботинки?
Он кивает.
– Спасибо, – тихо отвечаю я. – Чтобы ты знал, я не собираюсь убегать. Мне некуда идти.
Он снова кивает. Я смотрю на языки костра, пока пришелец снимает шкуру с добычи. Мне нужно разговорить его. Только так я смогу пробиться сквозь твердый панцирь, которым, кажется, окружен его разум. Его трудно понять, этого Раахоша.
– Расскажи мне об этом месте.
Он поднимает на меня глаза.
– Это моя пещера.
– Нет, не конкретно об этом месте, – объясняю я, указывая на пещеру. – Об этой планете. Этом мире. Я ничего о нем не знаю, кроме того, что здесь холодно.
Раахош фыркает и замолкает. Когда я начинаю думать, что он игнорирует мои вопросы, он достает нож поменьше и нарезает мясо небольшими кусочками.
– Сейчас… тепло. Мы называем это время года – суровым, а более холодные месяцы – жестоким.
Мои глаза расширяются. Я бессвязно бормочу:
– Вне пещеры сугробы метровой высоты!
Какое еще теплое время года?
Его лицо медленно расплывается в сногсшибательной улыбке, а жесткие, заостренные черты лица становятся убийственно-сексуальными, от чего перехватывает дыхание.
– Тебе придется привыкнуть к снегу.
– Снег. Верно. – Пульс начинает биться между ног в ответ на его улыбку, но я не обращаю внимания. Паразит снова заводится, и я притворно кашляю, ударяя себя в грудь и пытаясь его заткнуть. – Значит, это… лето?
Он наклоняет голову, мысленно подбирая слова, а затем кивает.