— Его великопреподобие… — сказал я. — Мы пришли, дабы переговорить с его великопреподобием об оккультном карго…
— Хо-о! Фатик, давненько ты не бывал в Талестре. Я и есть его великопреподобие, глава культа Сегизма Сноходца.
Я вдруг взопрел в хламиде студента, под которой была напялена куртка.
— О Гритт.
— Ну, жизнь повернулась ко мне передом четыре года назад, дорогой Фатик. Хо-о! Да садись ты. Или не хочешь есть?
— Благодарю, мы недавно поели в харчевне.
— Эх, слабаки! Доброе мясо, доброе вино, что еще нужно для счастья? Я люблю так, по-простому, в обычной кухоньке…
Он создавал обманчивое впечатление жизнерадостного и добродушного человека. Его великопреподобие… Ну надо же…
— Как славно, что ты снова в деле, дорогой Фатик! Так ты привез груз от жирной мерзавки Вирны, х-хо? Она требует называть себя госпожой в письмах. Ну а я в ответ требую, чтобы она величала меня господином! Х-хо-о! Мы уж и отчаялись заполучить груз, говорят, в Брадмуре очень
Глаза у него были маленькие и умные. Взгляд был цепкий, как и у всех людей, что пробились с самых низов.
— Есть такое, — сказал я. — Но мы прорвались. Без потерь.
— Это замечательно, дорогой Фатик! И когда я смогу получить груз? Время, знаешь ли, на исходе.
Это ты можешь мне не говорить, Хайкрафт.
— Сегодня, через три часа, у главного входа в «Гостевой домик».
Главный вход находился в противоположном конце от Аллеи Вечной Радости, стало быть, конкуренты никак не столкнутся друг с другом. Хитроумен, Фатик!
Хайкрафт отхватил здоровенный шмат баранины и прожевал. Затем прищурился весьма хитро.
— Кладбище? Годится. Явимся, надеюсь, до дождя.
— Постарайся.
— Ты выглядишь бледненько, что, не здоров?
— Подхватил в горах простуду.
Тут я закашлялся — совершенно, надо признать, без наигрыша.
— У-у-у, значит, надо лечить. Налей себе вина!
— Спасибо, обойдусь без вина. Требуется еще сделать кое-какие дела.
— Да? Ну смотри… Х-хо!
— А слыхал ли ты, Хайкрафт, про знамения Объединения, — вкрадчиво произнес я. — Огромная туча грядет… А кроме тучи, говорят, кое-что случится сегодня и в Академии. А все потому, что боги недовольны, слишком давно они ждут Объединения. Ведь Разъединение, говорят, было ересью.
Он ужаснулся, перестал жевать, уставился на меня.
— Какая ересь! То, что ты говоришь — страшная ересь, и я могу предать тебя смерти!
— Увы, но крестьяне говорят об этом от самой границы с Талестрой. Говорят, ходят слухи, что сегодня грянут знамения!
— Ох, Фатик! Ересь! Уйди, не могу тебя слушать!
Мы и ушли.
Пожалуй, для объединения культов я сделал все, что мог. Остальное будет зависеть от силы знамений. А уж они будут. О да, будут.
На экипаже мы вернулись к «Гостевому домику» и стали ожидать. Багрово-черная туча надвинулась вплотную, ветер гонял меж склепов сухие листья. Молчаливые зарницы раз за разом освещали пространство. Но дождя не было. Может, его и не будет. Природа тучи, возможно, была
Я чувствовал нарастающую тревогу. Что-то скверное, кроме тучи, приближалось. И я не мог этому помешать.
Наконец, к нам пожаловали адепты Омфалоса под предводительством одышливого кашлюна Керована. Я не ожидал, что он сам явится. Монахов с ним было более двадцати человек, пятеро вели в поводу осликов для груза. К тому времени я велел возницам — Нануку и Ванко — отвести козла подальше и заткнуть ему пасть, чтобы не выдал нас блеяньем. Если культисты узнают, что мы двурушничаем, неизвестно, что будет. То есть — известно: резня.
Олник, Самантий и Тулвар ждали в фургоне.
— Ну, юноша, где наш товар?.. Бахун-бахун!
Я выдал им товар. Керован лично осмотрел каждый кустик вангрии и заглянул в каждый бочонок с моджи.
— Бахун, бахун! Кусты осыпались!
— Дорога была трудной. В Брадмуре неспокойно. Но лепестки на вангрии еще есть.
— Бахун!
— Очень неспокойно было на дороге. И хорошо, что мы привезли вангрию и моджи вообще!
Керован снова сунул острый нос в бочонок с моджи.
— Бахун! Бахун! Ольмерт, подойди! Попробуй напиток!
Монах со статями быка приблизился вразвалочку и капнул себе на ладонь немного галлюциногена.
А я стоял рядом с Виджи и Крессиндой (обе — вооружены, собственно, как и монахи), трясся от лихорадки и думал.
Гритт, яханный фонарь, как же понимать речь мертвецов Брадмура, что я смогу проникнуть все же в закрытую часть Академии? Время на исходе!
Меж склепов и груш-дичек вдруг наметилось шевеление. Там — тут, тут — там, мой взгляд засек шевеление сразу в десяти местах! Что-то светло-синее… О боги, лазоревые рясы культа Сноходца явились на час раньше срока! И, яханный фонарь, совсем не в условленное место!
Над площадью пронесся голос Хайкрафта Сурджи:
— Х-хо! Фатик! Двурушник ты чертов! Я так и знал! Я понял, когда тебя только увидел! Вперед, братья! Руби приверженцев Омфалоса! Уничтожьте груз! В бой! В бой!
На площадь высыпали монахи Сноходца, обнажив короткие тесаки и мечи подлинней. Было их не менее сорока человек — откормленных, бритоголовых и готовых убивать.