Варвар, который ошибался

— Когда ты хлебнул моджи, с твоим разумом что-то случилось. И некто — пусть это даже будут каторжники Брадмура, покойные, разумеется, которые витали над Брадмуром после умерщвления их магией, вложили тебе в голову знания, хотя я никогда не верил в то, что покойники могут разговаривать — да так связно. Знания всплывают, когда ты видишь существ магической Академии — лузгавку или, например, кракенваген. Или драккора… Жаль, хороший был скелет, я им несколько раз любовался Теперь нам нужно уходить. Пошли. Виджи?

Добрая фея медлила.

— Знаешь, что это означает, Фатик? — спросила она.

— Не понимаю, о чем ты.

— Твоя богиня, — она сделала упор на слово «моя», намекая на мою измену, — была права. Небеса существуют. И там нет порядка. И кое-кто с той стороны наблюдает за нашими делами. За твоими делами. На самом деле за нами наблюдает много глаз.

Я это понимал. Сплюнул кровью, и мы двинулись в обратный путь.

Раздался хлопок. Прыгающий маг возник у самого входа, между нами и парой стражников, лицом к нам. Он нашел меня взглядом и воскликнул патетически:

— Бороться за жизнь! Всегда!

Исчез.

— Фатик, — промолвила Виджи. — У него слезы на глазах.

У меня тоже выступили слезы — от кашля.

Пузырь снова появился. Это было внезапно — никогда, ни единого раза не случалось, чтобы пузырь с Прыгающим чародеем появлялся на территории Академии больше двух раз в сутки!

— Фатик… Кажется, я могла бы им управлять.

Я не поверил ушам.

— Управлять?

— Магия Витриума. Магия, которой владел Митризен-отступник, призвавший эльфов Агона в наш мир посредством Вортигена. Это… талант эльфов, который частично ушел, когда племя Витриума переселили в этот мир, смешав нас с людьми. Манипуляция материей и пространством… — Ее глаза блестели. — Четыреста лет назад магия была сильней, и кто-то из Академии воспользовался именно нашим, эльфийским заклятием переноса! Я ощущаю его… Если бы у меня было больше сил, я смогла бы подцепить его сферу на грани миров и направить внутрь чего-либо.

— О боги, зачем?

— Он хочет смерти, Фатик. Он страдает безмерно. Он ничего не хочет так, как умереть — ибо сознание его помрачено и уже никогда не будет прежним. Я бы прервала нить его жизни, и он был бы счастлив. Это было бы… гуманно. Но у меня мало сил, сейчас я могу только удержать его сферу на грани миров… Пусть она повисит там.

— Святые небеса!

— Но у меня нет источника магии, чтобы я могла направить его куда-то. Заклятие слишком сильно и само восстанавливается, набирая энергию в чужом мире.

— То есть… если пузырь, черт, сфера будет висеть на грани миров — заклятие ослабнет, и ты сможешь… направить… убить этого человека?

Виджи серьезно кивнула. Лицо ее было неподвижно.

— Это милосердный акт. И искупление за то, что кто-то воспользовался запретным для людей знанием. И потом, Фатик, так или иначе — мы окажемся сегодня в запретной части Академии, ты забыл? Возможно, к тому времени заклятие ослабнет, и у меня хватит сил материализовать сферу внутри стены.

Я согнулся пополам от кашля.

Значит, я доверюсь словам мертвецов, раз им безмерно доверяет моя супруга. Продам груз адептам конкурирующих культов и… положусь на судьбу. И буду ждать.

Честно говоря, в нынешнем своем состоянии, сделать что-то еще я не мог. Просто не хватало сил. Я кашлял, сгибаясь пополам, плевал кровью и каждую секунду мог утратить сознание.

Варвар, если заболел — лечись.

Но лучше не болеть вовсе.

24

Его благость Гарбс Керован, глава культа Горма Омфалоса, проживал в районе Семи Морей — престижном квартале, где селились богачи. Квартал сей возлежал на холмах над рекой, и чтобы добраться туда, пришлось нанять экипаж. Свою маскировку мы не стали снимать. С ней было безопасней.

Вилла Керована выглядела весьма помпезно. Три этажа, огромный парк. Много охраны из монахов. И обязательно — личная церковь, где Керован в тихие часы возносил молитвы Омфалосу. Личная церковь — это прерогатива богатых, как известно, приближающая их к богу.

Когда я разбогатею, то поставлю в своем поместье сразу три-четыре церквушки, посвященные разным богам. Возможно, они иногда будут спускаться с небес, пить вино и играть со мной в карты.

Ах да, все боги, кроме Атрея — суть происки Тьмы, совсем забыл слова Лигейи. Все — фальшь. Но церквушки я все же поставлю. На всякий случай. Черт, я шучу. Мне настолько плохо, что я готов лечь и умереть прямо сейчас.

Нас провели к Керовану, едва я показал перстень-печатку Вирны.

Его благость ждал нас в богато обставленном кабинете, беспокойно вышагивая по дорогому ковру и чахоточно кашляя. Выглядел он сушеной грушей-дичкой, навроде тех, что усеивали подножия склепов на кладбище, где я оставил груз. Жидкий хохолок седых волос на плешивой головешке. Коралловая, шитая золотом ряса. Взгляд бегающий, крысиный. Такой, какой бывает только у людей с нечистой совестью.