Нахохотавшись, Аттила громко позвал слугу и велел принести вина. Все трое выпили.
– А языку гуннов тебя, видно, научил мальчишка Миусс? – с хитрым прищуром осведомился конунг.
У Радомира чуть бокал из руки не выпал. Откуда повелитель полумира знает какого-то там Миусса?
– Тот самый, кого я держал в узилище и недавно выпустил по совету херцога, – продолжал Аттила. – Думаешь, я такой глупец и не знаю, что у меня на дворе делается?
– И ничего я такого не думал, товарищ гене… тьфу… повелитель.
– Ага, не думал – у тебя же все на лице написано! – Аттила снова захохотал и, вдруг оборвав смех, приказал: – Подойди, ближе!
– Кланяйся, кланяйся! – поспешно зашептал позади Варимберт.
Однако конунг, похоже, не обратил на непочтительность простого воина никакого внимания, а снял с безымянного пальца перстень и протянул Родиону:
– Возьми.
Красивый был перстенек и явно недешевый – золотой, тяжелый, с массивным зеленым камнем. Изумрудом, что ли? Приняв подарок, молодой человек озадаченно закусил губу – что в таких случаях говорить-то? Не кричать же: служу России! А что тогда? Служу великому рэксу?
– Спасибо большое, – наконец поблагодарил он, сделав пару шагов назад.
– Владей! – Конунг махнул рукой. – И помни: под камнем – яд. Проглотишь, если почувствуешь, что нашему делу грозит опасность.
Вот так подарочек, оказывается!
– Теперь ступай, а мы еще поговорим с херцогом, – небрежным жестом Аттила отпустил парня.
Родион чуть не сунулся пожать руку по привычке, но сообразил, что ее следовало поцеловать, и просто попятился к выходу.
– Подожди меня на дворе, – обернувшись, приказал Варимберт. – В лагерь тебе больше незачем ехать.
– А мои друзья? Что они-то подумают?
– То, что им скажет Хлотарь. А ему – я.
Выйдя из дворца, молодой человек внимательно рассмотрел перстень. Драгоценный камень тускло блестел в свете горящих факелов и луны, а под ним были выгравированы две буковки: «AR». Надо думать, «Аттила рэкс».
Странное впечатление произвела на юношу эта встреча, даже несколько пугающее. И смерть «за правое дело» Аттила пообещал, и пригрозил, что за его, Родиона, неповиновение придется отвечать друзьям. А у великого гунна слова с делом не расходятся – недаром же запугал все человечество на полторы тысячи лет вперед. Придется что-то придумать, чтобы никого из своих не подставить.
У крыльца, в саду и у ворот ярко горели костры. Радомир стоял, дисциплинированно дожидаясь начальства, и по мере того как на востоке светлело небо, на душе у него тоже прояснялось. Все-таки Бог дал ему шанс! И он обязательно освободит Хильду! Знать бы только, действительно ли она его любит? Да и не померещилась ли ему эта прекрасная дева из снов?
Глава 20
Весна 451 года. Равенна
Корчма называлась «Золотая рыбка». Радомир сидел в ней уже третий вечер подряд, безуспешно пытаясь придумать, как выручить Хильду. На северную красавицу положил глаз сам император Валентиниан – развратник и негодный правитель, нерадивый христианин, куда больше думающий о земных удовольствиях, нежели о спасении души. Никто в империи цезаря не уважал, даже его собственная мать, а уж тем более старшая сестра Гонория. Эта женщина обладала истинно царственным гонором и стремилась к власти, но по сути империей управлял Флавий Аэций, у Валентиниана же хватало ума лишь ему не мешать. Едва увидев Хильду, подонок-цезарь тут же воспылал к ней страстью, о чем поведал своим спутникам Варимберт.
– О, вы бы только видели его глаза! – хохотал херцог. – Он просто обезумел и походил не на христианина, а на мерзавца-язычника. Короче, наш подарок пришелся весьма по нраву цезарю, и мы могли бы надеяться на успех в переговорах, если бы не некоторые люди.
– Аэций? – тотчас же переспросил Радомир.
– Это и следовало ожидать, – Варимберт кивнул. – Но не только он. У любвеобильного императора есть мать и старшая сестра, и эти две женщины вовсе не склонны потакать его порочным влечениям. Особенно сестра, Гонория. Она ненавидит своего младшего братца-цезаря! Впрочем, как и свою мать. Все в этой семейке друг друга стоят. Гонория давно затаила злобу: ведь когда-то по приказу цезаря и родной матушки был убит ее любовник, а саму ее сослали в Константинополь, откуда она вернулась лишь недавно. И ее тут же обручили с сенатором Флавием Геркуланом. Человек он, может, и неплохой, но как государственный деятель – полнейшее ничтожество. К тому же он стар и, по слухам, уже утратил мужскую силу, а Гонории только тридцать три. Но несмотря на все это, сестра императора довольно влиятельна и носит титул августы. Будет очень жаль, если она отнимет у императора наш подарочек – ну, ту готскую девицу, о которой я говорил. Мы сказали, что она якобы родственница Аттилы и он прислал ее как заложницу, в знак своих добрых намерений.
– И где сейчас эта девушка? – спросил Радомир, похолодев.
Неужели она, фея из сновидений, ради которой он был готов почти на все, уже отведена в опочивальню царственного извращенца?