Варшавка

— Вот я и думаю, а вдруг и нам придется зашевелиться?..

— Когда — вот вопрос…

Они помолчали. Кривоножко уже совсем собрался уходить в седьмую роту, но в это время справа звонко и требовательно застучали станкачи.

— Мкрытчана! — крикнул Басин телефонисту.

В землянку вбежал связной комбата Кислов, поправил шинель под ремнем и доверительно, словно сообщая нечто приятное и долгожданное, доложил:

— Товарищ капитан, фрицы полезли.

С НП все траншеи девятой роты не просматривались — их скрывал срез амбразуры. Басин крикнул Кислову: «Наблюдай!», подхватил протянутую телефонистом трубку, а второй рукой потянулся за каской.

— Что там у вас? Мкрытчан?

— До взвода противника выдвинулись за свои проволочные заграждения. Соседи и мои станкачи открыли огонь.

Сомнения сразу исчезли. Все подчинилось обстановке.

— Зачем спешили! Пусть бы лезли дальше!

— Я и сам так думал, но соседи… Да и у меня пулеметчики молодые. Напряжение, понимаешь… Нервы не выдержали.

— Ну ладно… Я им сейчас устрою концерт, чтоб они на всю жизнь запомнили! — И мстительно добавил:

— Надо на их психику давить. Ломать психику!

Басин вызвал минометчиков и артиллеристов и попросил дать хороший огневой налет и по первым траншеям и по глубине обороны противника.

Артиллеристы еще не открывали огня, а Басин уже доложил командиру полка о событиях и своих решениях и добавил:

— Я — в траншеях! Здесь за меня замполит.

Командир полка кашлянул и сердито спросил:

— Ты в нем так уверен?

— Товарищ первый, он же воюет полтора года. Научился.

Басин даже не взглянул на Кривоножко, и тот понял, что к нему пришло настоящее, боевое признание. Оно радовало, укрепляло, но и требовало отдачи.

Небо поднялось еще выше, звезд стало больше, я мороз окреп. Трассы на правом фланге батальона сходились веерами у едва заметных — черточками — проволочных заграждений. Первые минные разрывы, как и просил Басин, легли за ними, в траншеях противника. Затем загрохотали снаряды и в глубине вражеской обороны.

За Варшавкой багрово вспыхнули выстрелы, и на нашу оборону упали первые снаряды и мины. Но противник бил неточно и вяло. Наши пулеметчики, поднаторевшие бегать с одной огневой на другую в качестве кочующих огневых точек, быстро скрылись под укрытия.

Нелепо начавшаяся и вяло протекавшая разведка к закончилась бестолково — перестрелка то вспыхивала, то замирала, словно противник никак не мог принять окончательного решения, Казалось, что немецкие разведчики нарочно не поползли дальше своих проволочных заграждений, нарочно раскрыли себя, чтобы побыстрее убраться под накаты: Новый год, он и есть Новый год.

Басин крепко растер озябшие руки — второпях забыл рукавицы на НП, и спросил у следующего за ним Кислова:

— В случае чего найдем, чем Новый год встретить?

Кислов озабоченно кивнул:

— В случае чего, конечно, найдем… Но наперед — лучше б загодя.

Басин рассмеялся:

— Сам видишь, какое «загодя» получилось, А если б серьезное?

В блиндаж он не вошел, а влетел — деятельный, веселый — и перебил приготовившегося к докладу Кривоножко:

— Так мы будем отмечать или не будем?

— Думаете, на этом все и кончилось?

Басин вспомнил командира хозвзвода и опять рассмеялся:

— Считаю!

— Сил у них нет?

— И силенки не те, и мы не те… Многочисленные факторы, так сказать.

Но разойтись по своим землянкам они не спешили. Еще прошлись по ротам, поздравляя и заодно проверяя несение службы, а уж намерзшись, отправились по домам…

Очень это хорошо, когда на войне есть хоть временный, но дом.

Глава шестая

Малков и Засядько уже возвращались из ближнего леса, когда услышали трели станкачей, а потом и артперестрелку. Оба отметили, где рвутся снаряды, и Малков выругался:

— Вот гадство… Ведун какой… Жилин. Как знал. Бросать придется, — он потряс охапкой елового лапника.

— Зачем? — пожал плечами Засядько. — Все равно ж идем к передовой.

Они побежали — легко и споро.

И все-таки в землянку они ввалились запыхавшимися, ожидая, что сейчас же придется хватать винтовки я бежать на передовую. Но в землянке шла молчаливая, сосредоточенная, в чем-то даже отрешенная работа: снайперы слышали перестрелку.

Кропт даже хватался за винтовку, но Жилин остановил его:

— Не дергайся! Работу, коли начали, надо закончить.

И они доклеивали последние игрушки, прислушиваясь к перестрелке, как прислушиваются только на войне — всем телом.

Вздрагивала и гудела мерзлая земля, сочились прахом накаты, а ребята делали свое предпраздничное дело: Засядько скрутил хвойные гирлянды и протянул их крест-накрест под накатами, потом пристроил лапник на стенах и перевил его блестящей фольгой из микрофарад. Кропт собрал остатки цветной бумаги и разукрасил и лапник и гирлянды.

Джунус довольно щурился — такой праздник он, степняк, видел впервые, — потом полез в вещмешок, вытащил заветную, очень дорогую на передовой бумагу и стал вырезать из нее цифры — «1943». Костя, сказав; «Ага, ты, значит, так…» — стал вырезать из остатков буквы и выклеил лозунг: «Москвичам — ура!» — Я думал, ты в шутку насчет москвичей, — поморщился Малков.