Я проснулся около трёх и сказал тебе: осень.Что-то в шуршанье листвы серебрянно стихло.Русло ручья покрыла зелёная плесень,и между рам замурованы летние мухи.В этих краях бесконечных лес – словно море,дым как дыханье судьбы, а вода из-под краначище источника света, но в последнее времятянет ложиться читать до поры, слишком рано.По вечерам стало как-то безмерно спокойнои отдалённо от суеты старосветской.Только немного по-прежнему медленно больноот отлетевшей струны в дальнем отзвуке детском.Мне никогда не дойти до той мертвенной сути,строки мои застревают под кожей коряво.Это – с похмелья питьё занавесистым утром,крепкая вещь, шебутная, но не отрава.Плыть по течению в осиротевшую осень,с чайным припасом, но без капусты с брусникой.Речь обернётся отказом, осколком, порезом,арникой в давнем лесу, первоптиц вереницей.Так и войдёт, незаметно, но неумолимо,яблоком хрустнет с ветвей arbor vitae.В этих местах купина была неопалима.Пар из рта замерзал, летя без ответа.
* * *
Тени сливаются, извиваются, шепчут, советуют,исчезают, подмигивают.Я остаюсь, понемногу вдыхаю, разговариваю с собой,некого перекрикивать.Есть два кота, два компьютера, папки,где дремлют семнадцать стихов, восемь писем.Тени не знают, не слышат, не внемлют.Может быть, не было слов, только выкрики,только выжимки, только ужимки,пожимания рук в одно касание.Всё меняется на таком расстоянии – в восемь часов,в тридцать лет не докричишься, не дозовёшьсяв таком состоянии.Прощаясь с тенями, я оставляю на выходе:почётную грамоту, путёвку, курсовку, единый билет,билет на ёлку, пропуск на кухни,где на едином выдохе все ваши рифмы, смешки,подхихиванья и утюгообразный креповый гроб.Тихо на острове: всё зарастает тихими травамицветами, звёздами. Только порой заявляются гости,милые тени из тихого хвороста, забытые тени,Тени, гости ли.