Вариант «И»

В этой маленькой жилой ячейке я никогда не был. И все же возникло ощущение, что я нахожусь в знакомом месте. Лишь через несколько секунд я понял: обстановка. Все, или почти все, что стояло и висело на стенах в этой комнате, было когда-то мне знакомо; видимо, Ольга, перелетая или переползая с места на место, перетаскивала с собой столько мебели, сколько могло вместить новое обиталище. Стол. Кресла. Акварели на стенах. Древняя персоналка, коей настоящее место было в музее – двести восемьдесят шестая модель, последняя четверть прошлого века. Во всяком случае, внешность машины осталась прежней, хотя внутри, может быть, было напихано еще много чего. И пара фотографий на стенах. Старых фотографий, запечатлевших нескольких молодых – некогда молодых – людей, сейчас доброжелательно, но не без некоторой иронии, любовавшихся на меня.

Там была Ольга. И Константин. И еще я сам.

Я смотрел; и Наталья мне не мешала медленно приходить в себя. Когда я смог наконец перевести глаза на нее, то встретил ее спокойный взгляд. Она улыбнулась. Хотя и не очень радостно.

– Так что не удивляйтесь, – сказала она, – что я вас узнала.

Я смог только покачать головой.

– Правда, – продолжила она, – меня предупредили, что вы наверняка зайдете. Так что я, пожалуй, даже ждала. А уж когда узнала о маме, то просто была уверена.

Я снова не нашел, что ответить. Откашлялся, чтобы скрыть смущение, и промолчал.

– Я так и знала, что это случится, – продолжила она, снова глядя в сторону. – Без друзей! С ее сердцем – она могла и просто так упасть и умереть, и никто бы не смог помочь… Вы успели ее увидеть? Или это случилось без вас?

– Успел, – пробормотал я. – Был рядом. Так что если бы только сердце…

Что еще сказать, я просто не знал. А повторное упоминание о друзьях заставило меня еще внимательнее следить за своей речью.

– Говорите же, – сказала она тоном приказа. – Как случилось, что, почему?.. Знаю, что она пошла не по своим делам: тогда ее провожали бы. Должна была, но вашу встречу отменили. Вы знали это?

Я кивнул:

– Да.

– И все же позвали ее? Неужели не могли сообразить, что в ее положении…

Какое, к черту, положение? Беременной она не была, это уж точно. Больное сердце? Нет, Наталья имеет в виду что-то другое. Другое… Хорошо бы понять – что именно.

– О чем вы говорите?

– Ее же предупреждали: сейчас нельзя показываться. Тут нас охраняли друзья.

– Я никого не заметил.

– Сейчас все ушли: все равно ведь не уберегли.

– В чем же было дело? Чем она провинилась и перед кем? Она же не занималась бизнесом, насколько могу судить?

– Нет, конечно. Беда в том… дело в том, что она была знакома… с одним человеком. А потом он погиб. Но как бы не погиб…

– Не понимаю.

– Ну, просто фамилия его попадается в печати. Но встретиться с ним мы так и не смогли. Он переехал. Мама все же хотела с ним переговорить – она сомневалась. А я уверена: это не он. И наши друзья – тоже. Но только мама знала его в лицо. И должна была в какой-то определенный миг – никак не раньше – опознать его как самозванца. Кажется, это стало известно… тем. И ей запретили вообще показываться где-либо. И отменили ее встречу с вами.

– Это очень интересно, Наташа. Как его фамилия? Кто он такой? С кем связан? Имеет отношение к Референдуму – Избранию?

– Не знаю, мама никогда его не называла. Я тоже просила ее не выходить. Но она не выдержала – очень хотела хотя бы посмотреть на вас. А вообще – больше не хочу говорить об этом. Теперь рассказывайте вы.

– Сейчас. Еще секунду. Может быть, у вас найдется стакан хотя бы воды?

Она встала и вышла. Я поднялся со стула. Подошел к фотографиям. Очень старым фотографиям; хотя нет, четверть века – это же так немного, по сути. Шел, словно упираясь, но что-то влекло меня. Может быть, Ольга; она смотрела со стены прямо мне в глаза, была серьезна – однако выражение лица было таким, что казалось – вот-вот она улыбнется. Можно было подумать, что ее развлекает создавшееся положение. Нет, я понимаю, разумеется, что снимок или даже портрет – всего лишь изображение; но все же… Все же. Может быть, мне все же убежать отсюда? Дочь не моя. Зато какие-то друзья – наверняка не по преферансу и не по совместным походам в филармонию. В этом я подсознательно был уже уверен. Значит, больше тут делать нечего. Однако ноги не хотели ступать к выходу. Я перевел взгляд на Константина. Удачливый соперник из давнего времени на этот раз смотрел угрюмо. Почему?

Я отвернулся от него. Включил ящик. Транслировался какой-то очередной процесс хапуг. Эти процессы начались еще при коммунистах, потом то затихали, то снова набирали обороты – в зависимости от того, чья стояла на дворе власть. Они были очень похожи один на другой. Но люди смотрели с немалым интересом.

Ну хорошо; раз есть друзья, причем надежные, то они позаботятся и о пристойном погребении, и обо всем прочем. Мне в этом стечении обстоятельств соваться со своей помощью, даже только денежной, не следует. Наоборот, лучше всего отойти от событий подальше, благо, и собственных дел столько, что за жизнь не переделаешь.