Вариант «И»

Ольгу, конечно, уже обнаружили, протоколы написаны, опрос возможных свидетелей произведен и тело отправлено в морг. Если при ней были какие-то документы – домой уже сообщили. Но их могло и не быть; многие не носят их с собой – чтобы не украли или не потерялись сами собой. Если так, то дочь – ее и моя – до сих пор не знает, куда подевалась мать, и уже беспокоится – но еще не до такой степени, чтобы начать обзванивать милиции и морги. Однако часом раньше или позже – она узнает. И каково ей тогда придется? Одной?..

Я почему-то был уверен, что она – одна, хотя в ее возрасте это скорее исключение, чем правило.

Мне надо ехать к ней. Тем более что, кроме меня, никто в мире не расскажет ей, как и почему все получилось.

Правда, узнав, она, может быть, возненавидит меня – если не навсегда, то надолго.

Но иного мне не дано.

Я стал перестраиваться для разворота. И сразу же понял, что день неудач еще не кончился.

Началось с того, что мне не удалось вырулить на Первую Мещанскую, как я было собрался – такой планчик возник у меня на ходу, как только компьютер в машине нарисовал мне самый оптимальный маршрут. Не удалось же потому, что развязка на Сухаревке была перекрыта – Мещанка оказалась до отказа заполненной людьми, сплошной колонной валившими – едва открывался светофор – поперек Кольца на Сретенку, наверное, чтобы, пересекая центр, двигаться то ли к Кремлю, то ли еще дальше – может быть, к резиденции правительства, своими очертаниями всегда напоминавшей мне пароход в круизе. Возможно, это была и не демонстрация совсем; даже издали, еще с эстакады, где я был вынужден остановиться, тихо ругая себя за то, что заблаговременно не поднялся снова на ярус, оказалось можно заметить тут и там высоко поднятые образа, наверное, или, может, хоругви (в этой терминологии я всегда путался). И черные рясы виднелись во главе колонны, они группировались вокруг очень массивного на вид, тем не менее высоко над головами влекомого здоровыми мужиками православного креста. Надписи над длинными транспарантами отсюда не прочитывались, но и так яснее ясного было, что шествие организовалось в защиту исконной веры и против инфильтрации веры чужой, традиционно враждебной – хотя и в той, другой вере почитались прежде многих иных и пророк ‘Иса, и Муса с братом своим Харуном, и жившие ранее их Ибрахим, Йакуб, Йусуф, и Марйам, непорочная родительница ‘Исы, и многие другие. Нет, конечно; наивно было бы ожидать, что процесс вытеснения, каким бы ни хотели сделать его постепенным и безболезненным, пройдет тихо и мирно: то было бы никак не в российской традиции. Стоит вспомнить историю раскола, в коем проявились многие и многие грани русской души; а хотя и у других бывало ничуть не хуже, и Варфоломеевская ночь приключилась все-таки не у нас; но так или иначе, шуметь еще будут, да и не только шуметь, и жертвы, возможно, случатся – однако немного, потому что крутоносая ладья полумесяца приближалась не в балласте, а глубоко, ниже ватерлинии, осевшая под грузом золота – если уж выражаться этаким штилем. И как ни странно, не зеленое знамя несло оно вместо флага, но российские великодержавные цвета; и потому демонстрации будут, а вот до стрельбы вряд ли дойдет.