Вариант «И»

Совсем по-иному, однако, восприняло этот факт дипломатическое руководство Абдулло Саидовича. Ему дали понять, что подобное поведение несовместимо с высоким званием советского дипломата, и было ясно, что через считанные дни он будет отозван на родину, и все визы его окажутся закрытыми. Так оно наверняка и получилось бы – если бы не пресловутая перестройка, круто смешавшая устоявшиеся представления о том, что можно и чего ни-з-зя! На сей же раз вернуться в Россию, конечно, пришлось, но зато не в одиночку, а с супругой, и опала оказалась какой-то не до конца доведенной: работать пришлось пусть и не в министерстве более, но в Москве, и выезжать за границу было можно порой в служебные командировки, а иногда – и просто так, погостить у свойственников. Софи-Луиза, правда, до завершения образования в Москве бывала наездами, семья, однако, оставалась прочной; а когда она стала дипломированным физиком, то принялась устраиваться в российской столице уже более основательно, по-французски практичным умом определив, что в России сейчас – в начале девяностых – открывались возможности куда более привлекательные, чем на родине. Прошло менее года после того, как она основательно утвердилась в Москве – и молодая женщина уже оказалась во главе ею же созданного транснационального, или, как тогда в России говорили, совместного предприятия, причем не торгового, а – с дальним прицелом – производственного в области современной электроники. Это не давало сверхъестественных доходов, зато обеспечивало прочное положение и репутацию в глазах как деловых людей, так и властей, которые готовы были любить всех, кто шел на риск инвестиций в российскую промышленность. Конечно, занятия бизнесом не могли не отразиться на делах семейных, и, наверное, именно по этой причине первый ребенок в этой семье появился на свет лишь в 1999 году и назван был без всяких затей – Александром, или, как любил его называть отец – Искандером, по отчеству же – Александровичем, ибо именно так расшифровали в русских документах таджикского Абдулло. Этот ребенок и стал впоследствии претендентом на российский престол: человек, для продвижения которого на трон и создалась новая политическая партия азороссов.

Тут необходимо отметить, что и во время службы своей во Франции, и впоследствии, в пору заграничных наездов, Александр Михайлович – так он стал именоваться вскоре после ухода из мидовского аппарата, как бы окончательно порывая с восточным прошлым – не вступал ни в какие контакты с зарубежными ветвями дома Романовых, претендовавшими на русский трон, и даже полусловом не упоминал о своих правах на царство. Профессиональный политик, он понимал, что когда настанет пора решать этот вопрос (а он уверен был, что настанет; окончательно он в это уверовал после реставрации Габсбургов в Испании), то решаться он будет не по принципу «у кого глотка шире», и уж никак не в зависимости от того, за кем пойдет и кого предпочтет российская аристократия – поскольку у эмигрантской ее ветви не было ровно никакого влияния, часть же, так и не расстававшаяся с Россией, в подавляющем большинстве своем деградировала уже давно, задавленная страхом и необходимостью постоянно носить маску; когда оказалось можно снять ее, выяснилось, что маска накрепко приросла к телу и стала лицом, и сколько ни кричи о своем, пусть бы даже от Рюрика, происхождении – уровень и мысли и действий никак не поднимался выше среднекупеческого, разве что наглости иногда проявлялось больше, да и то лишь у немногих. Нет, вопрос должен был решаться не в этих кругах, а определяющими при сравнении прав должны были явиться политические, а не родовые связи, понимание государственных перспектив и полное отсутствие страха: как перед массами своих (в перспективе) подданных, так и перед мировым общественным мнением. Есть все основания полагать, что отец нынешнего претендента стал разрабатывать диспозицию предстоящего сражения за престол весьма заблаговременно, и Александр Александрович, нынешний претендент, был воспитуем в этом духе с самых младых ногтей. Что, разумеется, пошло ему только на пользу.