Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль

– Что потом воевать не собираются. Или собираются, но не так. Я имею в виду, что если беречь сейчас войска, которые, да, готовили и пестовали как драгоценность, то потом они уже особо не пригодятся. Нужен результат. Нужно, чтобы в этом месте, в эту неделю стало ясно, кто здесь главный, мы или они. Не сумеем доказать свою правоту, согласимся на, гм, боевую ничью – всё, придется начинать заново. Планировать, готовиться, выгадывать момент…

– А ты, оказывается, стратег!

– Здесь стратегом быть не надо. Помнишь солдата Швейка, как он рассуждал перед войной о стратегии и его арестовали?

– Помню.

– Это логика, обыкновенная логика. Вот подумай еще: если бы Манштейн под Курском сумел проломить фас, что было бы?

– Ничего. Резервы подтянули бы и передавили. Просто наступления дальше бы такого не было и времени больше бы заняло. Я и представить не могу, что там такое уж необратимо фатальное могло произойти. Не сорок второй ведь…

– Правильно рассуждаешь. Потому что нам к этому месяцу было уже вполне ясно, что война кончится в Берлине, а не где-то еще. А немцы изо всех сил пытались эту точку зрения изменить, что у себя в мозгах, что у нас. А сейчас ситуация немножко другая, потому что новые факторы появились. И в эту неделю как раз и решается, какая будет у всех установка на ближайшее время: в Берлине, опять же, закончится война или все-таки, скажем, в Брюсселе. Вот сейчас определимся и с чистым сердцем приведем ее к логическому завершению…

– Ну ты даешь. Ладно, поверю на слово. Как, готов к вечерней сессии, студент-недоучка?

– Готов. Ученье – свет.

– А неученых тьма. Пошли.

Летчики эскадрильи, насчитывающей после потерь и пополнений одиннадцать человек, шаркая ногами по пыли, потянулись к штабному углу, где под маскировочной сеткой были расставлены лавки и столы на козлах. Температура была далеко не летняя, и сидеть на промерзающей за ночь земле было бы холодно даже в поддетом под брюки теплом белье.

– Вторая, пошевеливайте конечностями…

Командир полка подождал, пока все рассядутся, начал указывать на карте маршрут, высоты патрулирования, время. Прикрытие аэродромов, знакомое дело. Перед заходом солнца, когда сил и внимательности у летчиков уже не оставалось, группы американских, английских и немецких истребителей-бомбардировщиков, используя преимущество над советскими истребителями в радиусе действия, любили проштурмовать аэродромы и станции, зайдя с неожиданной стороны, и нередко уходили без или почти без потерь.

– Внимательность максимальная. В крупные схватки не ввязываться. Беречь себя и соседа как зеницу ока. Если жарко, уходить не задумываясь. Мы здесь временно, и нам благодарны за то, что мы есть. Нашему корпусу поставлена задача не сбивать, а демонстрировать присутствие, чтобы они не слишком лезли вглубь. А спереди найдется кому ими заняться. Всем все ясно? Увижу или услышу, что кто-то лезет на рожон, пробует героически погибнуть, отправлю в Зблево недрогнувшей рукой, так и знайте. Там – сколько угодно. Николай, ты проникся?

– Проникся, чего там.

– Тогда по коням. Оконечный вылет на сегодня[164], поаккуратнее. Кто знает, что назавтра будет.

Стандартные предполетные процедуры и проверки, занимающие больше времени, чем занимает, скажем, завтрак в продуваемой палатке на краю аэродрома, когда горизонт только начинает светлеть.

Самолеты эскадрильи поднялись в воздух и, построившись, начали расширяющимися кругами набирать высоту над своим полем. На четырех тысячах метров капитан покачал крыльями и плавно развернулся к западу. На высоте было светлее, солнечные лучи просвечивали через разрывы в облаках, как через оконные рамы.

– «Утюг», «Утюг»… – прохрипело в его наушниках. Скинув перчатку, комэск осторожно подкрутил регулятор громкости. – «Утюг», внимание, к северу видели группу «фоккеров», но она куда-то делась. Будьте осторожны.

Он кивнул. «Тайфуны» и «Фокке-Вульфы» любили пошарить вечерком на небольшой высоте, особенно там, где не было постоянного прикрытия. С «яками» они старались не связываться, и перехватить их удавалось весьма редко.

Полет продолжался без больших происшествий. Четко по графику обходя точки поворотов, эскадрилья на небольших оборотах моторов подтянула себя к четырем с половиной тысячам, где холод начал пробирать уже до костей. Капитан решил было, что на этот раз обошлось спокойно, когда в ушах у него защелкало, как щелкает языком человек, изображающий цокающую копытами лошадь. Этот знак ему был хорошо знаком: получив собственное звено, лейтенант не утратил привычек «щита с глазами» и первым обнаружил цель, которая могла их услышать.

Сбросив газ, комэск, на машине которого белела крупная цифра 9, позволил бывшему ведомому поравняться с собой. Тот, по-прежнему не произнося ни слова, показал ему пальцем вправо и вниз, потом растопырил ладонь два раза и сжал кулак. Покачав крыльями в воздухе, капитан плавно развернул свой истребитель влево, за ним мягкими, пластичными движениями перестроились все остальные.