Вершинин этого почти и не замечал. Пропадал в отсеках, любовался пейзажами или болтал с матросами. Однако как бы плохо мне не было, я заметил, что на лодке довольно интересные отношения. Вроде живем в социалистическом государстве, на двадцать пятом году советской власти, а тут, в узком железном мирке, у матросов и старшин свой мир, а у командиров — свой. Нет, в глаза не бросается, но на третий-четвертый день уже заметно. Вершинин вот человек без звания и формы, и то его сторонятся. Хотя тяга к общению и дружелюбие дают результаты: здоровяк по фамилии Данилов уже чуть ли не другом ему стал. Хотя рядовой краснофлотец, даже не старшина.
Сашка, конечно, молодец. Делал вид, что все в порядке и разговоров на тему моего состояния избегал, а сам, в то же время, бульона похлебать принесет, или яблоко погрызть. Больше я ничем почти и не питался. Зеленым стал, наверное, как лягушка…
Таким образом, перипетии нашего перехода до Датч-Харбора практически прошли мимо меня. И только твердая земля, на которой я вновь очутился после почти недельного расставания, вдруг оказала на меня чудесное целительное воздействие.
На американскую базу мы прибыли 1 октября. Всех сводили помыться в американские душевые, которые одновременно поразили и разочаровали. С одной стороны, даже в солдатских казармах все отделано красивой плиткой, выдают душистое мыло, воды горячей лей, сколько хочешь — но нет ни тебе парной, ни даже сауны. Многих это сильно расстроило. Потом матросам выдали немного долларов (командир их нарочно получал перед отходом) и отпустили в местные магазины. Правда, особенно покупать там было нечего, да и денег не бог весть сколько. Самыми популярными покупками были маленькие плоские бутылочки виски, сигареты "Кэмел" и "Честерфилд", ножи из хорошей стали в красивых ножнах из кожзаменителя.
Я, как только сошел на берег, вдруг почувствовал прилив сил. Словно болезнь не решилась спуститься за мной по трапу, и осталась на лодке. Захотелось вздохнуть полной грудью, расправить плечи пошире, да крикнуть что-то такое молодецкое… Кричать я, конечно, не стал. Смешно, но Вершинин наоборот, пожаловался мне, что его, дескать, качает. Он даже подумал сначала, не землетрясение ли — говорят, бывают здесь небольшие толчки. Значит, на лодке с ним все в порядке было, а тут не по себе? Я дружески ему посоветовал бросать геологию и срочно в матросы вербоваться, ибо ясное дело — человек он не сухопутный. Качает… ну да, качает — как будто после долгой поездки на поезде. Я помню, похоже чувствовал себя, когда мы из Москвы в Томск несколько дней добирались. Однако все это не идет совершенно ни в какое сравнение, как погано я себя чувствовал все предыдущие дни.
Фельдшер Григоренко попросил Гусарова устроить мне жилье на берегу, чтобы я мог очухаться. Командир, как всегда, неодобрительно на меня косясь, все же пообещал переговорить с американцами. Они с Комаровым отправились на встречу с командованием базы, там все и решили. Поселили меня в каком-то опрятном маленьком домике с несколькими комнатушками. Как я понял, там должны были жить командиры с кораблей, которые в гавани стоят, но сейчас их в Датч-Харборе было мало, и домик пустовал. С одной стороны, стыдно было вот так сдаваться и отделяться от остальной команды, с другой стороны, я не мог с собой ничего сделать. Хотелось хоть немного пожить на суше.
За это, правда, пришлось расплачиваться. По собственной дурости я признался, что понимаю по-английски, и ко мне один за другим приходили постоянно жующие жвачку американцы. Сигарет надарили — целый мешок, но и разговорами замучили. Спрашивали, что характерно, одно и то же. Кто построил нашу лодку, где мы спрятали иностранных инструкторов, как поживает товарищ Сталин. В конце концов я был счастлив любому поводу уйти от этих назойливых визитеров. Вечером на банкет, днем на лодку — Гусаров вдруг заявил, что наш груз мы положили неправильно и надо все переложить по-новому. Дескать, все это влияет на дифферент, ухудшает маневренность в подводном положении и ходовые качества. Врал, наверное, чтобы над нами поиздеваться, хотя лицо было, ничего не скажешь, непроницаемое. Пришлось перекладывать, да еще при этом стараться, чтобы никто не проведал о характере груза. Сначала спланировали операцию, а потом, под покровом ранних октябрьских сумерек, быстренько провели ее. Кажется, получилось довольно удачно.