Тут в дело вступил наш переводчик, и сосредоточенно внимавшая толпа радостно загудела, отреагировав на довольно пафосное "братья по оружию". Командиры взяли под козырек, и пожали друг другу руки. А потом ряды смешались, и началось форменное братание — матросы пожимали друг другу руки и обнимались, обменивались сувенирами… Я едва успел удивиться тому, до чего быстро совершенно незнакомые люди сумели найти общий язык, как и сам оказался в настоящей кутерьме: вокруг хлопали друг друга по плечу, хохотали, кто-то орал мне в самое ухо по-английски, в руки сунули две пачки сигарет…
Потом нас повели, как сказал переводчик, "в баню". Наши матросы обрадовались, хотя кое-кто скептически ухмылялся — мол, откуда у американцев баня?
Скептики были правы: "баня" оказалась самой прозаической душевой. Хорошо хоть, горячая вода тут подавалась без всяких ограничений, и имелось много замечательного мыла с цветочным запахом, но вот ни о каких парных, каменках и вениках мечтать, само собой, не приходилось.
А после бани (когда мы вышли, уже совсем стемнело) нас повели в столовую, где ждал банкет. И вот тут-то американцы превзошли все ожидания. Наши матросы — да и, что греха таить, все остальные — ошарашено взирали на длинные столы, заставленные яствами. Огромные, целиком зажаренные в духовых шкафах птицы — как потом выяснилось, это были индейки, жаркое, несколько блюд из рыбы, сыры, непривычные открытые пироги, кувшины с апельсиновым соком, и много фруктов, порой нам совсем незнакомых. Было и спиртное — виски, цветом напоминавшее коньяк, но по крепости превосходившее водку. И хотя несколько общих тостов было поднято, спиртным никто не увлекался — таково было строжайшее указание командиров, и некоторые матросы с явным сожалением посматривали на фигурные бутылки, опустошенные едва ли наполовину. Мне, впрочем, было все равно — я запивал все свежим апельсиновым соком. Вейхштейн, похоже, памятуя о своем конфузе на банкете перед отправкой, тоже ограничился несколькими глотками виски, после чего тоже обратил основное внимание на сок.
— На таких харчах воевать можно, — прогудел Данилов, обгладывая исполинских размеров индюшачью ногу. — Слышь, Фащанов, а ты нас когда индюками кормить будешь? А то все каши у тебя…
— Да ты и на каше вон какой здоровый вымахал, а если индюками питаться станешь, по тебе и вовсе ни одна вражья морда не промахнется, — беззлобно ответил кок, расправлявшийся с солидным куском лосося.
Матросы засмеялись.
— Тост! Тост! — разнесся голос от командирского стола.
Со своего места, держа в руке широкий стакан с виски и кубиками льда, поднялся командир базы Датч-Харбор. Смысл его речи сводился к тому, что он гордится встречей с русскими подводниками, восхищается смелостью экипажей, и сделает все от него зависящее, чтобы наш сверхсложный поход увенчался успехом. А потом, переведя дыхание, командир вдруг преподнес нам сюрприз. Подняв стакан, он громовым голосом — такой, наверное, никакая буря не заглушит — на ломаном русском рявкнул:
— За побъеду!
И одним глотком осушил бокал — только кубики льда звякнули.
Что тут началось! Командиры зааплодировали, матросы — что наши, что американцы — восторженно взвыли.
Словом, вечер прошел, как принято говорить, "в теплой и дружественной обстановке".
А утром — ночь мы провели на суше, в американских казармах — началась работа.
Дел предстояло переделать немало. Во-первых, на лодках обнаружилось множество мелких неполадок: любую из них легко можно было исправить в море, но в базе, без помех, это было делать гораздо удобнее. Во-вторых, торпедисты извлекли торпеды из аппаратов, проверили и заново все смазали — эту процедуру им нужно было проделывать регулярно. В-третьих, нужно было пополнить запасы топлива и масла, продовольствия, питьевой воды, лекарств, запасных частей. Нашлась работа и нам с Вейхштейном: оказалось, что наши грузы были уложены не совсем удачно, что пусть не сильно, но сказывалось на остойчивости лодки. А значит, влияло на скорость и на мореходные качества, вызывало повышенный расход топлива. Мириться с этим Гусаров не хотел, поэтому пришлось все извлечь, и загрузить снова. Сложность заключалась в том, что американцы не должны были узнать об "особом" грузе, предназначенном для ангольского объекта. Для этого нам пришлось укрывать ящики и коробки брезентом и мешковиной — только бы никто не увидел маркировку на контейнерах — а саму повторную погрузку мы провели поздно вечером.
После этого обе лодки погоняли дизеля на всех режимах, не выходя из акватории бухты, проверили все системы, чтобы исключить вероятность выхода в плавание с не устраненными неисправностями.
Так прошло три дня.