Варяги и Русь

Однако особое внимание исследователей привлекают две речи-беседы константинопольского патриарха Фотия, в которых повествуется о неожиданном нападении («невыносимой молнии», не давшей «времени молве возвестить о нем, дабы можно было придумать что-нибудь для безопасности…») 18 июня 860 г. русов уже на саму столицу Византии, по одним данным, на 200 судах, по другим — на 360, на которых находилось порядка 8–14 тысяч воинов (по этим цифрам хорошо видно, что такое грандиозное предприятие было под силу лишь мощному государственному образованию). Причем патриарх, очевидец нашествия, также отмечает факт давнего знакомства своих соотечественников с русами: «Те, для которых некогда одна молва о ромеях казалась грозною, подняли оружие против самой державы их…», «народ неименитый, народ несчитаемый [ни за что], народ, поставляемый наравне с рабами… незначительный, но получивший значение, уничиженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства…» (норманист Е. В. Пчелов утверждает, все также желая вычеркнуть черноморскую русь из науки, что до этого события византийцы русов «толком не знали…». «Совершенно напротив, — справедливо возражает таким скептикам норманист А. В. Назаренко, — к 860 г. русь была уже известна византийским властям как достаточно обширное политическое образование, в которое входили разные народы; более того, она выступала, похоже, и как источник военной угрозы (в представлении патриарха Фотия, она до тех пор не нападала на Константинополь из страха перед славой „ромеев“), но не „бралась в расчёт“ из-за своей бесславности, „неименитости“»)[27].

Событие июня 860 г. настолько потрясло византийцев («город едва… не был поднят на копье», — говорит Фотий, и свое спасение греки приписывали заступничеству лишь небесным силам — самой Богородицы), что, отмечал в 1980 г. А. Н. Сахаров, «на протяжении почти пяти веков неизменно становилось сюжетом греческих хроник, переписки, религиозных песнопений, благодарственных слов, проповедей, официальных циркуляров, речей». В конечном итоге после недельной осады был заключен договор «мира и любви», заложивший основы последующих русско-византийских отношений. В 2010 г. ученый подчеркнул, что беспрецедентное по своим масштабам нападение Руси 18 июня 860 г. на Константинополь, тщательно подготовленное и блестяще осуществленное, буквально потрясло тогдашний мир, что «само это военное предприятие, сбор большого войска, оснащение флота требовало длительного и масштабного государственного обеспечения. Это могло сделать уже сложившаяся и успешно функционировавшая государственная система, которая впервые попробовала свои внешнеполитические мускулы уже ранее, во время ударов по крымским и малоазиатским владениям Византии» (отраженных в житиях святых Стефана Сурожского и Георгия Амастридского), и что в 860 г. государство Русь, которое исследователь связывает с Поднепровьем, «оповестило о своем государственном рождении остальной мир»[28].

Правомерность вывода Сахарова подтверждают слова одного из составителей ПВЛ, именно нападение русов на Константинополь сделавшего точкой отсчета русской истории (а за ним эти слова на протяжении столетий повторяли другие летописцы): 856 г. «…Наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руская земля. О сем бо уведахом, яко при семь цари приходиша русь на Царьгород, якоже пишется в летописаньи гречьстемь. Тем же отселе почнем и числа положим» (рассказ об этом походе читается в ПВЛ под 866 г., куда он попал из византийской Хроники Георгия Амартола, и связан летописцем с именами Дира и Аскольда)[29].

Патриарху Фотию также принадлежит «Окружное послание» 867 г., в котором он, напомнив о «дерзости» русов, осмелившихся напасть в 860 г. на Константинополь, сообщает о последующем их крещении и утверждении у них епархии: «Народ, столь часто многими превозносимый и превосходящий все другие народы своей жестокостью и кровожадностью, т. е. россы, которые, покорив окрестные народы, возгордились и, имея о себе весьма высокое мнение, подняли оружие на Римскую державу, теперь и сами переложили нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную христианскую веру и, приняв епископа и пастыря, ведут себя как преданные сыны и друзья, хотя незадолго перед этим тревожили нас своими разбоями и учинили великое злодеяние». Принятие русами епископа прямо указывает на крещение именно народа, а не дружины воинов. И русская епархия — Росия — присутствует во всех церковных уставах византийских императоров, по крайней мере, с 879 г., занимая 61 место в перечне метрополий, подчиненных константинопольскому патриарху (в списках времени императора Константина Багрянородного (913–959) она составляла 60-ю митрополию).