Варяги и Русь

Причем Рюрика он считал не основателем Русского государства, а основателем «самодержавства российского», отмечая при этом, что «славяне жили обыкновенно семьями рассеянно, общих государей и городы редко имели, и для того древняя наша история до Рурика порядочным преемничеством владетелей и делами их не украшена…»[6]. Подобное заключение, в целом яркая картина русской истории до Рюрика, впервые представленная науке Ломоносовым, показывают, что начало русской государственности историк относил ко времени намного ранее 862 года. С этим выводом будут затем соглашаться некоторые исследователи, причем независимо от того, были ли они противниками или сторонниками норманской теории. Так, в 1808 и 1814 гг. антинорманист Г. Эверс высказал блестящую мысль, ставшую огромным достижением науки, что «русское государство при Ильмене озере образовалось и словом и делом до Рюрикова единовластия, коим однако Шлецер начинает русскую историю. Призванные князья пришли уже в государство, какую бы форму оно не имело». В 1811 г. Н. Брусилов, разделяя взгляд Шлецера на этническую природу варягов-руссов, вместе с тем категорично не принял его тезиса, что только с 862 г. начинается Русское государство, и утверждал, что «оно существовало задолго» до пришествия руссов. В 1886 г. норманист М. Ф. Владимирский-Буданов специально подчеркнул, что «князья-варяги застали везде готовый государственный строй» и что «прибытие и распространение власти династии Рюриковичей в IX и X в. не изменило вполне прежнего быта (отдельного существования земель-княжений): при Олеге в каждой земле остаются „под рукою его князья светлые“»[7].

Стремление же современных норманистов, с энтузиазмом откатившихся на позиции «ультранорманизма» Шлецера позапрошлого столетия («похороненного», по заключению прекрасного знатока историографии варяжского вопроса норманиста В. А. Мошина, в 1860–1870-х гг. С. А. Гедеоновым[8]), свести начало русской государственности и первые шаги Руси на исторической арене ко времени призвания Рюрика, произвольно «записанного» ими в скандинавы, есть глубоко принципиальная ошибка, дающая абсолютно ложное понимание как вызреванию этой государственности, так и последующего ее развития. Точно такой же ошибкой является их нежелание видеть проблему, суть которой заключается в том, что, как заметил в 1922 г. историк В. А. Пархоменко, «нужно пытаться искать разгадок древней Руси не только в судьбах городов — Киева и Новгорода — и не только в истории т. наз. Рюрикова дома. До-киевская и вне-киевская Русь ІХ-ХІ вв. — вот, думается, главная тема для новых изысканий по древнерусской истории»[9]. И как минимум две такие Руси, предшествовавшие Древнерусскому государству и, несомненно, тесно связанные с ним, локализуют многочисленные и разные по своей природе источники в южных пределах Восточной Европы — в Прикаспии и в Причерноморье.

Так, применительно к событиям IV в. готский историк VI в. Иордан ведет речь о причерноморском племени «росомонов» («народ рос»), которое подчинил король готов Германарих и два представителя которого — Сар и Аммий — ранили его мечом, что послужило одной из причин смерти короля. Росомонов чаще сближают, указывал в 1970–2003 гг. А. Г. Кузьмин, с роксоланами, тем самым признавая их ираноязычными (росомонов и роксолан отождествляли, надо сказать, М. В. Ломоносов и Г. Ф. Миллер). А звучащее в литературе мнение о германоязычии росомонов, добавлял историк, принять нельзя, т. к. их имена — Сунильда, Сар, Аммий — не являются германскими, и им находят венето-кельтские, иранские, фракийские параллели. В 2003 г. В. В. Эрлихман отметил, что имя «росомонов» «убедительно истолковано из норм осетинского языка как „русские (или „благородные“) мужи“. Иранские корни имеют и имена вождей росомонов — Сар и Аммий»[10] (археолог Д. А. Мачинский, не желая слышать подобных вольнодумств, демонстрирующих научную несостоятельность норманизма, в 2007 г. объявил росомонов «жителями балтийского побережья Скандинавии», потому как «полагаю, что rosomoni/rosomani IV в. являются формой передачи этносоциального термина, отражённого в шведских источниках с XIII-ХІV вв. в словах roþsmæn/rođsmæn «гребцы, мореплаватели»… Вероятно, росоманы были прибрежной группировкой свионов (свеев), наиболее тесно связанной с поездками на гребных судах, так ярко описанных ещё Тацитом»[11]).