Варяги и Русь

Как напоминалось выше, перевод иностранного имени на родной язык для лучшей адаптации незнакомых имен было вполне распространенным явлением, например, в период обновления традиционных именословов, вызванном принятием нового религиозного учения (греч. Агафон и русский Добрыня и пр.). В этом смысле дальнейшее исследование такой темы как сведения о Руси в западноевропейском средневековом эпосе могли бы дать много нового материала для изучения древнерусской истории, но вместо этого даже связь такого героя французских chansons de geste как богатырь Фьерабрас Русский с русской историей отрицается в современной науке.

Все приведенные рассуждения о Руси, о древнерусских героях в западноевропейских эпических произведениях важны здесь для понимания того, что все эти известия не могли обойти стороной и скандинавские страны. Внимательное штудирование норвежским двором старофранцузского эпического наследия о Карле Великом и немецких сказаний о Тидреке Бернском, выразившееся в различных переложениях и компиляциях на древненорвежский язык произведений европейского средневекового эпоса, естественным образом знакомило исландско-норвежские образованные слои и со сведениями о Руси и древнерусских князьях и героях богатырского эпоса.

Помимо информации из переводных произведений у норвежской знати в XII–XIII вв. были и прямые связи как с южнобалтийскими славянскими землями, так и с Русью. К 1251 г. относится поездка норвежских послов в Новгород для урегулирования спорных вопросов по северной границе, согласно «Саге о Хоконе Старом», составленной сразу после смерти Хокона IV Стурлой Тордарсоном. Во время пребывания в Новгороде могли быть записаны и летописные предания, и фрагменты русских былин, поразившие воображение представителей норвежского двора[845].

Поэтому нет ничего удивительного или неожиданного в том, что вслед за Тидрексагой и примерно, в одно и то же время с созданием прозаической компиляции старофранцузских эпических сказаний о Карле Великом «Кагіamagnus saga» стали создаваться на древненорвежском языке компиляции из древнерусских сказаний в традиционной форме саг, герои которых принимали черты норвежских псевдоисторических конунгов и их сподвижников, примером которой, согласно моим выводам, и является «Сага об Одде Стреле».

«Сага об Одде Стреле» и рудбекианизм

Вопрос о том, кто первым отождествил князя Олега с Оддом из норвежской саги, очевидно, не занимал воображение норманистов, а зря, поскольку ответ на этот вопрос лишний раз красноречиво свидетельствует о происхождении норманизма, ибо ответ в который раз ведет нас опять к Олофу Рудбеку — автору пространной фантазии на темы древнешведской истории с обоснованием исторического права Швеции на восточноевропейские территории, начавшей публиковаться с 1679 г. «Атлантиды».

В «Атлантиде» в концентрированной форме получила развитие информационная технология, развиваемая шведской политикой с начала XVII в., а именно, политический миф о шведо-гипербореях, первыми цивилизовавших Восточную Европу, созданный шведскими придворными идеологами в разгар Смутного времени для обоснования исторического права шведских королей на восточноевропейские земли с древнейших «гиперборейских» времен, и аналогичный продукт о шведо-варягах для доказательства того, что шведские правители еще с летописных времен обладали в Восточной Европе верховной властью.

Исследуя рудбекианизм, я во многих работах писала о том, что у данного политического мифа было две составляющие. Одна из них сделалась хорошо известной: идея шведо-варягов, которая оформилась как норманизм и в этом качестве активно обсуждалась в исторической науке. Вторая — это рудбековская идея этнической карты Восточной Европы в древности, к которой восходят истоки наших представлений о том, что русские появились в Восточной Европе позднее других народов (эти взгляды прочно укоренились в науке без особых дискуссий, по крайней мере, — в советской науке). Фантазии Рудбека самым тяжелым образом сказались на жизни русскоязычного населения Ижорской земли и других русских земель, оккупированных шведской короной в начале XVII века.