Но эта языческая часть истории имени Хельги у норманистов блистает своим отсутствием, поэтому вместо стройной цепи доказательств предлагается чистейшее сочинительство, притом самого неуклюжего толка, что статья Мельниковой и демонстрирует: «…прямолинейная экстраполяция христианского значения опасна, поскольку не учитывает возможные трансформации семантики слова. Поэтому для выяснения истоков и путей образования имени и прозвища князя Олегъ Вещий на древнерусской почве представляется необходимым обратиться, с одной стороны, к употреблению прилагательного helgi и установить комплекс связанных с ним дохристианских представлений, а с другой стороны, — к распространению образованного от него антропонима в Скандинавии также в дохристианское время… Слово heilagr многократно встречается в эддических мифологических и героических песнях… архаичное значение слова просматривается в юридических терминах frið-helgi „безопасность благодаря установлению мира“, mann-helgi „сакральность личности“ ping-helgi „священные границы тинга“… Как кажется, прояснить дохристианское понимание слова heilagr/helgi оказывается возможным этимологически, при обращении к производным от корня *hail- в древнеисландском языке. В одно с ним лексическое гнездо входят такие слова, как heill, прил. „целый, целостный, цельный, неповрежденный“ и heila, гл., „делать целым, лечить“, откуда heilsa „здоровье; а также здоровый, исцеленный“ (от ран, болезни); heila, гл. „околдовывать, заговаривать“, а также heil, сущ. ср. или ж. р. „удача, везение“… Казалось бы, апеллятив с таким семантическим полем должен был бы быть широко употребителен в качестве личного имени уже в древнегерманское время (Sic! — Л. Г.)… Однако основа *hail- в древнегерманских, а затем и древнескандинавских личных именах встречается редко… В древнескандинавском именослове корень *hail- дал только одно личное имя — Helgi (в женском роде Helga, др. — англ. Haiga)…»[786].
Короче говоря, имен-то с корнем *hail- в скандинавских именословах норманисты не нашли! Такой вывод проглядывает сквозь нагромождения лингвистической умозрительности, если восстановить его истинную сущность. Слова «здоровье» или «целостность» есть, а имен-то нет! И зачем обращаться именно к древнеисландскому? Совершенно также и в немецком: heil «целый, невредимый», Heil «благо, счастье, спасение», heilen «излечивать, лечить» — вся лексика является общегерманской! Зачем древнеисланскими «производными» тень на плетень наводить? А необходимо это для того, чтобы создать иллюзию длительного использования имени Хельги/Helgi именно в скандинавской традиции. Мельникова разъясняет, что имя Helgi соответствует прилагательному helgi — слабой формы от heilagr<*hailagaz. Данное прилагательное впервые встречается в рунической надписи на золотом кольце из Пьетроассы (совр. Pietroasele в Румынии), фотокопия которой выглядит как «gutaniowi hailag» и которую датируют чаще всего рубежом IV–V веков.
Нет никакой необходимости погружаться здесь в историографию вопроса о сложности толкования этой краткой надписи и останавливаться на предлагаемых вариантах. Здесь важно только то, что значение слова hailag однозначно связывается с понятием сакральности и переводится как «священный». Таким образом, то, что прилагательное hailag со значением «священный» существовало в Европе с IV в. — факт бесспорный! Но скандинавских имен, образованных от этого прилагательного как именной основы, не удается зафиксировать в источниках вплоть до эпохи распространения христианства в скандинавских странах! Следовательно, никакой ономастической изложницей для образования скандинавских имен прилагательное hailag не выступало.
Литературное имя англосаксонских поэм Halga здесь не в счет в силу своей литературности, тем более что и между ним и надписью из Пьетроассы пролегает путь в несколько столетий. Поэтому связь между прилагательным hailag и литературным антропонимом Halga должна быть иной, не такой, как это предлагается норманистами.
Мельникова показывает, что слово heilagr часто использовалось в эддических мифологических и героических песнях, а затем закрепилось в значении «святой» в христианскую эпоху. Ничего удивительного в этом нет, поскольку слово «священный» имеет самое широкое применение во всех языках. Священна родная земля, священны ее границы, священна ее природа. И вполне естественно использовать слово «священный» в поэтической лексике героико-эпических произведений.