Варяги и Русь

Но дело в том, что именослов сказаний, героико-эпических произведений весьма специфичен. Многие их имена несут символическую нагрузку, концентрируют в себе идейный замысел произведения. Поэтому, например, в русских былинах мог действовать герой по имени Алеша Попович, но совершенно невозможно представить уменьшительную форму имени для княжеского или царского именослова: был царь Алексей Михайлович, но никому не приходило в голову именовать его царь Алеша Михайлович.

Древнерусские предания и их компиляция в саге об Одде Стреле

Но у норманистов есть еще один козырь — это отождествление князя Олега с одним из героев норвежских саг Оддом Стрелой. Вот дескать, антинорманисты утверждают, что у нас источников нет. А в «Саге об Одде Стреле» рассказ о смерти ее героя тютелька в тютельку совпадает с рассказом о смерти Олега от укуса змеи. Откуда бы такое знать исландскому составителю саги? Ясно-понятно, что Олег был оттуда, из Норвегии, там исландец и нашел сюжет для саги — примерно, в таком плане внушается мысль о том, что «Сага об Одде Стреле» подтверждает тот факт, что князь Олег — был выходцем из среды «датских и норвежских локальных династий». Конкретно, рассуждают таким образом: «Рассказ саги… о смерти Одда… был сопоставлен исследователями с летописным рассказом в Повести временных лет… о смерти князя Олега от укуса змеи… сказания об Одде и Олеге, сохранившиеся в этих двух памятниках, проявляют значительное сходство, что позволило исследователям поставить вопрос о едином источнике, лежащем в их основе…»[795].

Что это за «единый» источник, без обиняков разъясняется в работах Мельниковой: «Среди многочисленных сюжетов о деяниях первых русских князей… наиболее показательным является предание о смерти князя Олега, восходящее к тому же источнику, что и „Сага об Одде Стреле“… Возникшее в среде дружинников-варягов сказание об их вожде и киевском князе Хельги-Олеге, таким образом, изначально являлось историческим преданием о реально существовавшем человеке и отражало мифо-ритуальное сознание скандинавов, опираясь на языческие традиции севера. На Руси, видимо, еще в устной передаче сказание, с одной стороны, подверглось дальнейшей историозации, с другой — были устранены непонятные в XI в. скандинавские языческие реалии и коннотации. В Скандинавии, напротив, сказание деисторизировалось… но сохранило — на сюжетном, но не семантическом уровне — мотивы, восходящие к мифо-ритуальной практике эпохи язычества»[796].

Вот такой «источниковедческий» анализ: был один на всех источник, который по непонятной причине на Руси прошел историозацию, а в Скандинавии — наоборот, деисторизацию. Как можно подобные писания относить к области науки, с позиции чистого разума не объяснить!

Но все это — вещи известные, отражающие норманистское восприятие ПВЛ, которое по определению В. В. Фомина, трактует ПВЛ «как памятник, вобравший в себя многие скандинавские мотивы…»[797]. Это восприятие постоянно тиражируемую норманистами в форме общего постулата о том, что рассказ ПВЛ отражал «мировосприятие, менталитет и культурные традиции древних скандинавов… Отбор и форма репрезентации устной традиции… сопровождались существенной переработкой… Наиболее ярким примером подобных модификаций служит сказание о смерти Олега: в летописном преломлении мотивы, наиболее тесно связанные с древнескандинавской мифологией и культовой практикой… практически полностью элиминированы. Славянизация первоначально скандинавской дружины сделала эти мотивы непонятными, и установить их изначальное присутствие в сказании возможно только при сопоставлении со скандинавским вариантом того же сюжета (в „Саге об Одде Стреле“)»[798].

Что ж, давайте сопоставим рассказ ПВЛ о князе Олеге со «скандинавским вариантом». «Сага об Одде Стреле» принадлежит к так называемым сагам о древних временах — особому жанру саг, получившему развитие в XIII и XIV веках. Саги эти носят легендарно-фантастический характер, историческое ядро там выделить подчас невозможно.

Исследовательница исландских саг Г. В. Глазырина пишет, что саги о древних временах (Fomaldarsogur, от fom old — древнее, мифическое время) появились в конце XII в. и получили развитие в XIII и XIV веках. Принято считать, что «древнее время», описываемое в сагах, относится к периоду до заселения Исландии или к тому времени, когда появились достоверные рассказы. Глазырина полагает, что несмотря на легендарно-фантастический характер саг о древних временах, в основе сюжета некоторых из них выделяется историческое зерно, вокруг которого строится повествование, но отмечает, что легендарность сюжетов этих саг, создававшихся в XIII-ХІV вв., существенно снижает достоверность включенных в них сведений[799].