При Игоре эти отношения изменяются как по причине завоеваний и постепенно возрастающего могущества и значения варяжских князей, так, без сомнения, и вследствие слияния русских династий с варяжской посредством брачных союзов между представителями прежних княжеских родов и княжнами варяжскими, родными и двоюродными сестрами Олега и Игоря. О существовании этих союзов свидетельствуют упоминаемые в договоре Игоря его нетии, т. е. сестрыничи Слуды и Акун, являющиеся послами, один от самого Игоря, другой от русского князя или боярина Карша. С другой стороны, в числе жен Олега и Игоря были, вероятно, и родственницы, сестры и дочери покоренных русских князей; древляне помышляют о слиянии киевского княжества с Древлянской землей посредством брака Мала с Ольгой. Верным кажется, что из князей-данников около половины X века уже многие уступили Киеву лучшую часть своих волостей (Чернигов и Переяславль еще прежде), при заметной утрате своего княжеского значения; другие обратились в бояр; является нечто вроде двора. Новый порядок вещей явно обнаруживается при сличении Игорева договора с Олеговым. При Игоре уже нет тех светлых князей сущих
При Святославе исчезает самый княжеский титул для потомков прежних князей; в договоре с греками упоминается только о боярах; Святослав говорит от себя: «Азъ Святославъ князь руский». Князья окончательно превратились в бояр; прежние роды исчезли; естественный исторический ход.
Не так, конечно, понимают эти факты представители норманнского мнения. «Рюрик, Трувор и Синеус, — говорит г. Куник, — выселились на восток со своими кровными, родственниками. Кроме Олега к ним, по всей вероятности, принадлежали все те лица, которым Игорев договор приписывает княжеское происхождение. По своим отцам, матерям и мужьям все они могли состоять в близких отношениях к Рюрикову княжескому дому, образуя более или менее древние боковые его линии, из коих иные выводили свое начало еще из Швеции». Мы видели, что и по мнению г. Соловьева, эти Smakonungar под названием князей сидели в Чернигове, Полоцке, Переяславле, Ростове, Любече и прочих городах. Но подобное состояние новорожденного общества условливает целый ряд явлений, о которых нет даже и намека в нашей истории. Я возражаю:
1. Если эти малые князья были норманны, Smakohungar (Kleinkönige), родичи Рюрика, мы вправе, как и прежде, спросить: почему этих норманнских князей нет на севере при Рюрике, а только на завоеванном юге при Олеге и Игоре? Норманнское влияние должно быть тем ощутительнее, чем ближе к началу государства.
2. На каком праве состояли при Олеге и Игоре эти князья (Smakonungar), родичи их? С норманнской точки зрения, конечно, на ленном; по крайней мере, нет повода предполагать, чтобы норманнские конунги (будь они родичи Рюрика или нет) согласились оставаться в завоеванном ими крае управителями Олега и Игоря, когда те же норманны в Англии и во Франции делят между собой завоеванную землю на участки и наследственные феоды. Но разве русская история знает о делении земель? о наследственных баронах или ярлах Чернигова, Ростова, Любеча? Предполагаемое норманнство малых князей условливает развитие на Руси в высшей степени феодальной системы. Исчезают ли такие явления, не оставя по себе ни памяти, ни следа в народной жизни, в истории? и что же сталось с этими Smakonungar и потомством их после Игоря? При Рюрике их еще нет; при Святославе их уже нет более.