Варяги и Русь

Заняли ли славяне слово корабль от греков? Этому предположению (кроме существования слова корабль во всех славянских наречиях) противоречит и его чисто славянская этимология. Koráb по-чешски древесная кора и большая лодия. Форма корабль прилагательное коренного koráb; так Святослав — Святославль; Премысл — Премышль. У Эксарха Болгарского, встречаем формы кораб, кораби и корабль. Первобытный славянский корабль был, стало быть, сплетен из прутьев и древесной коры; впоследствии это название могло перейти на лодьи, обшитые воловьей кожей. Такие корабли из прутьев и кожи существовали и у британцев, и в Лузитании, и даже в Египте.

Перешло ли славянское кораб, корабль в греческое κάραβος, в латинское carabus? Может быть; в смысле корабля эти выражения являются уже поздно. Верным кажется то, что сходство обоих названий (κάραβος, корабль) имело решительное влияние на практическое значение этих слов в Византии; под этим названием Константин Багрянородный разумеет только русские корабли в греческом флоте. Император Лев Премудрый (от славянского рода) дал начальникам императорских дромонов титул протокарабов.

Русская летопись не отличает корабля от лодии; кораблем называется лодия и в церковном языке; в Олеговом договоре везде лодия, в Игоревом корабли. В сущности, лодия однодеревка словенорусское судно; мы знаем из Константина, что изготавляемые кривичами, лучанами и прочими северными племенами русские лодии спускались до Киева по рекам и по волокам, а оттуда по Днепру и вдоль берегов плыли в Царьград, совершая таким образом свое трудное путешествие, «полное забот и опасности». О мелкодонных русских лодиях упоминает и император Лев. Вдоль берегов на лодиях и на конях совершались и русские походы на Царьград; ратный обычай совершенно противный тому, что нам известно о норманнах; эти не знали конной езды и плавали по открытому морю. Корабль, Koráb, быть может, судно вендского происхождения: вендами были, вероятно, первоначально снаряжаемы русские корабли в греческом флоте; они вмещали до 60 человек.

3. Насады или носады, «князь же съ новогородьци въстедавъше въ насады». «Ты лелеялъ еси на себе Святославли носады до плъку Кобякова». Быть может, слово перешедшее к нам от варягов: násadiště, малый челн, употребляемый на Дунае.

4. Челн. У поляков czoln, czolno; у чехов člun.

5 и 6. Струг и учан принадлежат едва ли не одной руси.

Скандинавские корабли отличны от славянских как по названиям, так и по форме, постройке, величине и т. д. Норманны не знали кораблей из плетеных прутьев и кож; почему Круг считает таковыми Снорроновы «nigricantes ex pice naves… ex austro per undas saltantes», остается неизвестным; не знаю также, на каком основании г. Куник передает Константиновы однодеревки, построенные славянскими племенами германо-скандинавским ask, означающим ясневое дерево и корабль, но отнюдь не однодеревки. Между прочими, русским судам совершенно чуждыми особенностями, скандинавские корабли отличались изображением зверей, от которых получали свое название.

Другие корабли назывались Tranan, Buffeln, Karlshufud. Такая особенность не могла бы не остаться в памяти греческих и русских летописцев; о ней упомянул бы и Ибн-Фоцлан, видевший русские корабли на Волге, и Лев Диакон при описании однодеревки, на которой Святослав переправлялся через Дунай. «Странно, — говорит Шлецер, — что русы, мореходные названия, которыми так богат норманнский язык, заняли от греков». Что русы не получили от греков ни одного названия своих кораблей, а вместе с варягами-вендами употребляли свои туземные, словенские, кажется, можно считать доказанным; а что, умея отличать финские суда названием лойва, шведские и германские названиями шнека и буса, греческие названиями дромоны, оляди, кувары и скедии, варяжская Русь не удержала для себя ни одной клички норманнских кораблей — Byrdinger, Snaeka, Knorrar, Bussa, Skep и т. д., было бы не только странно, но даже совершенно непонятно, если бы варяжские князья происходили из Скандинавии.

Кормильцы и воспитание. — «Вольга же бяше въ Киеве съ сыномъ своимъ съ детьскомъ Святославомъ, и кормилецъ его Асмудъ». «И бе у Ярослава кормилецъ и воевода, именемъ Буды». — Эти слова указывают на постоянный обычай, на учреждение; о нем упоминается и в Русской Правде: «А за кормильца 12, также и за кормилицю, хотя си буди холопъ, хотя си роба».