«Варяг» не сдается

Самое главное он, конечно, опустил. Это было не интересно, скучно и рутинно. Это была работа хирурга. Зачем рассказывать, как Полянский вскрыл брюшную полость? Как Катя ловко перехватила пинцетом аппендикс, отсекла и вывалила в тазик, установленный на животе Федотова, не дав разорваться и вытечь в брюшную полость гнойной массе? Как отрезали и шили ткани, как чистили, как Катя накладывала шов, и не было в ее руках той трясучки, что была в кабинете, когда Заславский предложил ей ассистировать? Завотделением не надеялся на нее, и Полянского он позвал вторым номером. Но то, что показала Екатерина Андреевна, можно было назвать чудом. Семь лет не держать в руках скальпель, пинцет, иголку, не видеть крови и внутренностей пациента – и при этом не сомлеть. И при этом принять стакан разведенного спирта. Она настоящий врач.

– Я скажу так! Екатерина Андреевна – доктор от Бога, и я рад, что в нашем коллективе появился такой замечательный специалист, профессионал и просто хороший человек.

– Не брезгающий выпить с нами, санитарами, – это сказал Мишенька, студент, присланный из Владивостока на практику.

– Ура!

Звон стаканов и дружный крик всполошили дворника, в обязанности которого входило следить за тишиной в больнице после отбоя. Легонько стукнул в стекло костяшками пальцев. Окно было открыто, и рама чуть колыхнулась, поднимая занавеску. Увидев, что гуляют господа доктора, он потянул на себя раму и прикрыл окно.

* * *

Узнав, что постоялица служит доктором, Иваныч поднял цену за комнату на пятьдесят копеек. Он не хотел прослыть скрягой и поэтому слазил на чердак и спустил оттуда еще одну перину и подушку. Все это добро он вручил Кате с напутственными словами: «Чтобы бока у докторши не болели». В комнате появились фиалки в горшках, а на пол жена Иваныча, китаянка Ли, постелила половичок.

По иронии судьбы в тот самый день, когда Катя приехала в город, крейсер «Варяг» пришел в Порт-Артур. В тот самый день, когда Заславский испытывал Катю, крейсер покинул Порт-Артур и взял курс на Корею. В Порт-Артуре он простоял пять дней: два – на внутреннем рейде, возле бочки, принимая уголь и провизию, еще три дня – на внешнем рейде, где догружал боезапас, воду и трубки для котлов.

Итого пять дней.

Их бы хватило сполна, если бы Катя знала, где служит Алексей, а Алексей знал, где сейчас Катя. Но в жизни нет сослагательного наклонения.

* * *

Катя не знала о том, что Муромцев служит на «Варяге». Она вообще не знала, к какому кораблю и в качестве кого он приписан. Здесь ли он или во Владивостоке.

В штаб эскадры она вырвалась только после Нового года. Сменившись с дежурства, не пошла домой, а сразу отправилась в Новый город, где располагалось здание штаба. Чем ближе она подходила, тем сильней было ее нетерпение. Тем чаще билось ее сердце. На глазах заблестели слезы – слезы радости от того, что она скоро увидит его. Ей казалось, что стоит только войти в здание и спросить, где служит Муромцев – и все закричат в один голос: «А вон на том крейсере, который стоит у причала», – и она понесется туда, словно ветер. И там найдет Алексея и прижмет к себе.

– Я скажу ему: я твоя. Твоя навек, навсегда, на всю жизнь. Я люблю тебя, – закричала она и, не выдержав, побежала к зданию, на крыше которого развевался Андреевский флаг.

Через неделю пришло разочарование. Господа в штабе не желали ворошить картотеки и копаться в списках, выискивая матроса с фамилией Муромцев. На ее запросы отвечали: «Укажите название судна, должность, звание». А все письма, поданные на имя начальства, спускались вниз с резолюцией: «Оказать содействие».

И все повторялось заново: «Укажите название судна, должность, звание». «Оказать содействие!»

Катя ничего этого не знала. Истомин в Петербурге сказал, что Муромцева разжаловали до матроса какой-то там статьи, а какой – Катя не запомнила и о специальности ничего не знала. Она вообще ничего не знала о последних годах Алексея.

Однажды, стоя перед капитаном третьего ранга, она вспомнила, что Алексей служил механиком на императорской яхте, но она побоялась сказать: а вдруг это навредит Алексею? В очередной раз получился пшик, и Кате стало жалко себя. Проехать десять тысяч верст, чтобы столкнуться с непониманием и бессердечностью…

Но, как уже было однажды, хорошие люди встретились у нее на пути. Видя ее слезы, к ней как-то подошел немолодой матрос, служащий сторожем при штабе. Он и дал ей надежду. Сторож любил выпить и за поллитровку согласился выдавать ей на ночь одну или две коробки с послужными списками. У него были ключи от архива, и он просто брал коробку с полки и выносил из здания. Встречались они вечером. Катя передавала бутылку, а сторож – коробку. Утром коробку она возвращала.