Варенье наизнанку и максимум козы!

– Честно скажу – сам не знаю, – честно и прямо ответил я. – Что-то давит… что-то хочу… но мозги никакие. Наверно, от этих превращений.

– Я знаю, что тебя давит, – твердо сказал Артурчик. – Просто ты все видишь, но не осознаешь еще. Тебе не хочется это осознать. Потому что ты мой друг и все понимаешь.

Как-то мне даже страшненько становилось от такого захода. Холодок по лопаткам пробежал.

– Просветишь, доктор? – тихо проговорил я.

– А мне больше ничего не остается, Саня!

Вздрогнул я.

Да-да! Второй или третий раз в нашей жизни Артурчик назвал меня так же, как мы все называли мою сестренку. И это случалось в минуты больших откровений.

Небо готовилось упасть на землю.

– Не тяни, кореш, – сказал я. – Я готов. Все, что ты скажешь, останется только между нами. И ни-че-го между нами не изменит.

Артурчик глубоко вздохнул. Потом отвел взгляд в сторону. Посмотрел куда-то вдаль. Потом вернулся…

И признался… даже голос для храбрости повысил:

– Саня… Я… я вкрашился в Нату Пак.

Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…

У меня в ушах зазвенело. И все сжалось внутри.

– Чего-чего, не понял?

Словечко это – «вкрашиться» – тогда только входило в молодежный сленг. И употребляли его молодые люди постарше нас. Возможно, это некрасивое словечко, прихваченное из английского языка, сам Артурчик подхватил от своего старшего брата. Но вообще, по своему смыслу – crash, «крушение» – оно очень подходило к моменту.

– Я втюрился в Нату Пак. Втрескался по самое не хочу! – с гранитной твердостью в голосе проговорил Артурчик. – И не знаю теперь, что с этим делать.

– Прикольно! – вырвалось у меня само собой.

Почему-то ни капли обиды или огорчения у меня не возникло в те мгновения. А в глазах Артурчика пронеслась тень испуга.

– Я бы на твоем месте меня сейчас убил! – не сдерживая голоса, выпалил он так, что на весь квартал, если не на весь город, слышно было.

– Да и так уже убивать нечего… – опять само собой вырвалось у меня.

И я спустя миг пожалел о таких своих словах. Но Артурчика они не сломили.

– Да уж, – усмехнулся он и отвел взгляд в сторону и вниз. – Огреб заслуженно. Считай авансом.

И вдруг на меня нахлынуло! Нахлынуло глубочайшее осознание того, что я все-все-все понимаю! И вообще я понимаю Артурчика как никто другой. Даже лучше, чем его собственные мама с папой понимают и к ним в придачу его старший брат-юрист.

– Послушай меня, кореш, – сказал я по-отечески весомо и взял его за левое плечо. – Я все прекрасно понимаю. И совершенно не в обиде никакой. Вот ты, помнится, в четвертом классе хороших книг начитался. Исторических романов, да?

– В третьем, в конце третьего, – уточнил мой друг Ту ря.

– Тем более, – признал я. – И ты выбрал себе Даму Сердца тогда, так ведь?

Туря то ли кивнул, то ли просто голову опустил.

– И ты выбрал себе самую лучшую Даму Сердца в классе – мою распрекрасную сестренку! Так я тебе за это по гроб жизни благодарен, кореш!

Туря поднял голову… а нижнюю челюсть так и не поднял. С разинутым ртом теперь на меня глядел.

– Я тобой горжусь, Туря! – И я крепко хлопнул друга по плечу. – И ты был самым лучшим, самым честным рыцарем в классе все эти годы.

А дальше я продолжил прямо как мудрец с густой седой бородой. Вот как тот древний, чей бюст у нас в школе в кабинете истории стоит.

– Но жизнь есть жизнь. Ты подрос… типа возмужал. И вот на тебя наконец накатила эта первая настоящая… кхм…

Почему-то я запнулся и не смог выдавить из себя самое главное на свете слово.

– Ну, ты понял меня, – продолжил я. – И очень тебя хорошо понимаю. Она красива как не знаю кто. Просто ослепительна! Это ты тогда верно заметил. И вся такая из себя… как это сказать?.. неизвестная, что ли, таинственная. Новенькая опять же. А тут еще прямо у тебя на глазах крутое кунг-фу показала.

– Тхэквондо, – тихонько так уточнил Туря, почти рта не открывая… и невольно потрогал языком нижнюю губу в ее раненном месте.

– Тем более, – как гвоздь забил я одним ударом. – Вон в нее все жлобы сразу втюрились. А Славка…

Тут у меня опять сжалось все от неловкости, от незнания, как правильно сейчас подать про отношения Наты Пак и Славки, чтобы не урыть бедного Турю… И я вправду ужаснулся: вот сейчас вся наша великая дружба Четырех могла дать роковую трещину, перед которой даже трещина того подземного разлома под Лос-Анджелесом бледнеет.

– Черный точно еще не вкрашился, – с мучительным мужеством во взгляде сказал Артурчик. – Я знаю… Но что будет теперь, не знаю.

– Вот я и говорю, Черный мощно держится, – согласился я. – Почему так, почему еще не слетел с крыши-краши, тоже понятия не имею.

Ага! Это общее непонимание железного сердца нашего друга Славки Чернова нас с Турей объединило и еще больше сблизило.

– Ну, может, он тоже в кого-то… того… Только умеет держаться, – предположил Артурчик. – Черный реально крут!

Чутье подсказало мне, что эту тему лучше не развивать.

– Вот честно тебе скажу, Туря. Я бы тоже в эту Нату Пак… как ты говоришь…

– Вкрашился, – опасливо откликнулся Туря.