Варда

«Лица, деревни» – очень узнаваемое кино. Мы слышим тот же голос, те же интонации. Аньес по-прежнему не нужны план и путеводитель («Ты хочешь продолжать как раньше – без плана, без маршрута? – Да. Случай всегда был одним из моих самых лучших ассистентов»). Она, как и прежде, движется по цепочке ассоциаций, сцепленных метонимическим или метафорическим соседством, влекомая главными своими страстями: воспоминаниями и любопытством. В шахтерский поселок ее приводят старые открытки, которые она когда-то собирала. Фермер-философ, в одиночку возделывающий восемьсот гектаров, живет по соседству с Натали Саррот, у которой Аньес часто гостила. На завод по изготовлению соляной кислоты (совершенно лунные пейзажи) Аньес приводит ее старый приятель, директор местного кинотеатра, в котором когда-то шли ее фильмы. И т. д. и т. п. Но это никакой не мемориал, как бы Аньес ни любила вспоминать и помнить. Если по дороге ей встречается что-то, что вызывает ее любопытство и симпатию, она бросает воспоминания и занимается тем, что у нее перед глазами. Случайно познакомившись с симпатичной женщиной в кафе, Аньес немедленно сооружает сюжет и для его воплощения устраивает небольшой ураган местного значения: соседка с одной стороны кафе несет платье «из прошлой жизни», сосед с другой – «зонтик с маминой свадьбы» («она была в семьдесят третьем году»). Сама женщина тоже включается в сочинение образа и предлагает снять туфли, потому что босые ноги для фрески лучше, и Аньес уважительно соглашается. Они почти не разговаривают, будто и так понимают, кого именно хотят запечатлеть. Нам вроде тоже кажется, что мы понимаем: обаятельная женщина под зонтиком, сидящая на стене, обеспечивает прохожим хорошее настроение. Но когда режиссеры усаживают приодетую всей деревней модель на древнюю каменную стену, Аньес вдруг говорит: «Смотри вверх, но невысоко. Будет выглядеть так, будто она слышит голоса», – и Жанна-пастушка, возлюбленная дочь Франции, по неведомой причине пришедшая на ум Аньес, пока она смотрела на женщину в винтажном платье с винтажным зонтиком, еще раз переизобретает то, что мы видим.

И вот уже сосед, принесший зонтик, ведет Аньес и JR в местную церковь, и оказывается, что он не просто сосед, а сын звонаря и новый звонарь церкви, которая стояла тут неизвестно сколько веков, и знает все колокола по голосам и именам, и Аньес, взошедшая по всем этим ступенькам под самое небо, с удовольствием их, имена колоколов, повторяет. А в это время внизу задумчивая женщина, которая теперь навсегда смотрит вверх и слышит голоса, сидит на стене со своим хрупким зонтиком, не защищающим ни от чего; ее собственные дети фотографируются на ее фоне и щекочут ей пятку размером с себя, а владелец кафе не может скрыть изумления: «Невероятно! Мы наняли ее официанткой на три месяца, а она стала самым популярным человеком в Баньо!» – теперь мы знаем, где это. Бургундия, предавшая Жанну. Официантка из кафе, молодой звонарь, сохранивший свадебный зонтик своей матери и знающий свои древние колокола по голосам и именам. Его отец, сын звонаря, бывший звонарем четырнадцать лет до своего сына, и ее дети, которые говорят, что теперь видно, какая мама красивая. Три месяца, шесть веков, одна минута, в которую создается фотография. Одно мгновение жизни крошечной деревни («Википедия» сообщает, что в коммуне Баньо, регион Бургундия, проживает 129 человек) – и страны и народы, бесчисленные в веках. Поразительно, как жизнь может показаться в одном кадре во всей своей полноте. Это то, что Аньес Варда умеет делать как никто.

Но «Лица, деревни» не только кино, которое мы узнаем. Это кино, которое мы не узнаем. Новое, такое, которого Аньес еще не делала. В этом фильме она не просто наблюдатель, который сочиняет из того, что подвернется. Тут она возвращает то, что подвернулось, туда, откуда взяла, только преображенным – и от этого жизнь меняется навсегда. Никогда волшебная сила искусства в ее картинах не была такой волшебной.