Она знала это, и ей было все равно. Когда Джек и Кот уйдут, это было бы так. Даже намеченный образ этой утраты, столь злобно-жестокой, столь вконец разрушительной, был переплетен с ней одной, тихо сидящей в своей комнате, выстраивающей в линию таблетки, чтобы проглотить. Довольно любопытно, ей не приходило в голову, что она может умереть по другому. Вампиры? Она никогда не видела ни одного, никогда не желала, и не могла подумать, что в мире существует причина, почему она должна с ними встретиться. Это была мужская работа. Они принадлежали ей.
Позже, конечно, когда их охватит ужас, это было бы иначе. Но она не могла знать это сейчас.
Ее мысли приняли свой обычный ход. Они покидали Пеббл Бич и возвращались домой в Техас. До Далласа. Они собирались пропустить свой особняк с видом на залив, скульптурные поля для гольфа и океанский туман, катящийся над вершинами сосен, и прежде всего, миниатюрного оленя, поедающего ее цветы каждое утро.
Она заявляла, громко и часто, что она ненавидит эти создания и считает их бедствием природы. Мир, настаивала она, был бы лучше, если бы каждый олень был изжарен в виде стейка.
— Бэмби тоже? — всегда спрашивал кто-нибудь.
— Особенно Бэмби, — резко возражала она. — Этот мерзкий маленький болван только воодушевляет их.
Это никого не могло одурачить, конечно. И все же, каждое утро, она доставала свои теннисные туфли, пару синих джинсов и рубашку с длинным рукавом, принадлежавшую покойному мужу, упрятывала свои волосы под платок, хватала свое оружие (метлу с заднего крыльца), и спешила в бой. Все спешили к окнам, некоторые даже отваживаясь на это во время поистине монументального похмелья, смеялись и аплодировали, прижимались к стеклу и просто вообще пытались спугнуть оленя. Собственно, это было величественное существо, уверенное в своем превосходстве. Такое самодовольное, дерзкое и самоуверенное, оно фактически прекращало есть и стояло, просто стояло там и смотрело на нее, как она бежит к нему, размахивая метлой, не показывая страха даже на унцию, как раз перед тем, как она навернет его метлой, и затем, без особых усилий перемахивал через десятифутовый забор, который она специально построила. Мальчики любили его и называли Бэмби, после этого глупого мультика и — И.
И мальчики…
Мальчики ушли. Мальчики, ее мальчики были мертвы, все перебиты, ужасно и навек и…
И долгое время, единственный звук в комнате имел своим источником приглушенные рыдания, заполнявшие маленькую кабинку.
Вот к чему они пришли. Зоопарк, прозвище крыла, теперь состоящего из семи незанятых спален, был пуст. Необитаемый и пустой, темный и печальный. Это был единственный приказ, который Джек смог отдать после резни. Почти бессвязный от боли, ярости и стыда, его последнее распоряжение, перед посадкой на самолет в Европу, заключалось в том, что надо вернуть всех домой в Техас, которому они принадлежат.
Аннабель, таким образом, осталась с программой все упаковать, лететь в Даллас, выбрать и купить другой дом (с комнатой для мастерской Карла), и что сложнее всего, рассортировать принадлежавшее мальчикам.
Так много вещей. И такие, такие… мальчишеские вещи. Она улыбнулась этой мысли и вытерла еще одну слезу.
Потому, что они были такими мальчишками. Они также были взрослыми мужчинами, также. Все они. Самому младшему почти двадцать пять, самому старшему за сорок, старше Кота, второго человека в команде.
Но они также были мальчишками, также. O, она знала почему. Она знала. Она понимала, почему. Это была их работа, натура, страх…
Определенно.
Они не собирались жениться и воспитывать детей, стареть и уходить в отставку в какую-нибудь курортную богадельню. Они собирались умереть. Они собирались быть убитыми каким-нибудь отчаянным выпадом когтей или зубов, слишком быстрым, чтобы его можно было отразить. И тогда они должны быть проткнуты колом и обезглавлены выжившими, которые не могли даже использовать похороны, как время для оплакивания.
Они собирались умереть. И так далее. И они это знали. Каждый из них это знал. Они собирались умереть.
И поэтому они были детьми. Ее мальчиками. Она собрала столько игрушек. Видеоигры и стереосистемы, модели самолетов и игры в пинбол (каждый должен был иметь свою собственную машину), а также кальянные трубки и книжки научной фантастики, комиксы, некоторые из которых были необъяснимо для Аннабель на Японском. (Она никогда не понимала, зачем. Ни один из мальчиков не говорил по-Японски, тем более не читал.) И потом были кипы порно книг и журналов, и она обнаружила, очевидно совершенно легальный журнал, озаглавленный «Трахни Меня».
Так много хлама и так много денег потрачено на это — Человек видел, что они знают, что никогда не доживут до того, чтобы накопить свое собственное состояние. И они потратили его.
Но что было потрясающе, и она признала это, столь милое для сердца Аннабель, то, что они сделали со всем этим. Вся эта здоровая мужественность, алкоголь и страх, сдерживаемые в столь огромном здании, как особняк, созданный для экстремально резонирующего домашнего хозяйства, если не сказать больше.