Вскоре они оказались в доме, и Китти рядом, словно никуда и не отлучалась, и они обнимались и смеялись, и шли рядом с Россом, снова нагие. Они направились на кухню, потому что жутко проголодались. Им хотелось бифштекса: толстого, большого, практически сырого. Росс уселся у стойки, идущей вдоль большой кухни особняка, пока женщины, все еще нагие, готовили еду.
Яркий холодный свет на кухне, холодные полы, и совсем никакой причины оставаться голыми, разве что из пустой развратной прихоти…
Даветт рассказывала Команде, но не стала описывать то, как они с Китти, готовя еду, танцевали перед Россом. Разве о таком можно рассказывать? Как она вообще могла вести себя так? Тянуться к верхней полке, чтобы достать нужное, склоняться над ним, сгибаться вдвое, чтобы пошарить по нижним полкам. Даветт корчилась от стыда, вспоминая, как они с Китти, изнемогая от похоти, соревновались в развратности и вульгарности.
Нет. Невозможно рассказать.
Зато можно рассказать про еду.
– Росс никогда не ест, – укоряюще пояснила Китти, когда тот отказался от бифштекса.
Росс сурово, включив Голос, объяснил, что у него собственная диета. Говорил он с улыбкой, но та тоже казалась кривой и холодной. Даветт чуть не подпрыгнула от страха, услышав этот его тон.
Но так ничего и не поняла и решила больше не касаться болезненной темы.
К тому времени как приготовилась еда, подружки уже чуть не задыхались от страсти. Даветт уселась за стол, но от возбуждения есть совсем не хотелось.
– Но ты должна быть очень голодна, – глядя в глаза, прошептал Росс. – Ты не ела двадцать четыре часа. Посмотри на этот толстый сочный бифштекс. Он то, что тебе нужно.
И тут же нахлынул голод. Ничто в мире не казалось таким прельстительным, как аромат еды. Она зверем набросилась на бифштекс.
– Уже лучше? – любезно поинтересовался Росс, когда она доела.
Даветт с удивлением посмотрела на него. Она и забыла о его присутствии. Она забыла вообще обо всех и вся, кроме еды, взглянула на тарелку и обнаружила ее идеально чистой.
Как удивительно. Будто меня зачаровали или в этом роде.
Но, конечно, она и была зачарована – Россом. И он мог крутить и извращать чары, как хотел. Понимающе улыбнувшись, он снова заставил подруг запылать страстью.
Тут же все трое поднялись в спальню Даветт, и та пыталась отыскать в себе хоть призрак стыда, когда слушала, как парочка рядом обнимается и копошится в прохладных простынях. Но она не ощущала ни стыда, ни ревности – одно настырное, жаркое нетерпение. Ну когда же ее очередь?
Она вскоре пришла, а вместе с ней и глупая тщеславная надежда на то, что крики и страстные стоны окажутся такими же соблазнительными и громкими, как у Китти.
Даветт умолкла, ощутила тяжелую тишину, повисшую в комнате мотеля. Феликс наклонился, протянул стакан воды. Даветт поняла, что уже два часа глядит только в пол и на лицо Феликса, заставила себя посмотреть на остальных, заглянуть в их встревоженные лица – сконфуженные, смущенные, виноватые. Конечно, они переживали за нее. Но то, что она рассказывала о больной беспамятной похоти, не прошло мимо ушей. Напряжение свинцом висело в воздухе.
Даветт захотелось крикнуть, что это не их вина, не надо переживать так.
Но понимала: ее не поймут. Конечно, со временем дойдет, что именно она с ними сделала, что вырвала из себя отравленный кусок и поделилась с ними, и теперь его несет каждый.
А может, не поймут и тогда.
Однако следовало попытаться объяснить, и она постаралась передать ощущение от укуса, описать чудовищное, мощное как извергающийся вулкан наслаждение, разливающееся по телу, бросающее в дрожь, намертво запечатленное в памяти, оживающее в сладострастных фантазиях.
– Было больно?
Даветт запнулась, огляделась. Карл Джоплин. Он расслабился, улыбнулся ей.
– Извини, милая. Но мы сейчас говорим о том, кто кусал тебя.
– И высасывал кровь, – добавил Кот.
Карл кивнул и негромко произнес:
– Когда сосут кровь, оно, должно быть…
– Нет же! – воскликнула Даветт. – Оно не чувствуется. Ты и не замечаешь, как теряешь кровь. С тобой происходит столько всего…
– Ты имеешь в виду, он еще и это, – прошептала Аннабель, затем опомнилась и залилась краской.
– Нет, никакого секса, – резко, грубо выговорила Даветт. – Вампиры не могут иметь секс. Конечно, женщины могут изображать. Делать вид… Они и изображают. Но это ненастоящее. Не жизнь. Конечно, ведь они мертвые.
Некоторое время все молчали – переваривали услышанное.
А Феликс глядел на нее и думал: «Ну, красотка наша, в тебе еще остался запал, ведь правда». Но не улыбался, чтобы она не поняла, с каким восхищением он смотрит на нее.
Даветт отпила воды и попыталась объяснить еще:
– Когда с ними, оно через три ступеньки. Первая… До тебя просто не доходит. Вампиры – они ж из кино.
Слушатели закивали. Уж кому знать, как не им.
Даветт снова отхлебнула.