Вампиры

Но это потому, что за столом сидел он, подавлял своим присутствием, бездонными темными глазами, идеальной кожей, безукоризненным смокингом и такой понимающей улыбкой. Росс не был навязчивым или вульгарным. Напротив, он излучал обаяние, острил, по-дружески шутил и смеялся, и, кажется, вовсе не был против того, что Даветт торопилась опьянеть. Он даже подстрекал ее, снова и снова наполнял ее бокал.

И сквозь подушку винного дурмана его глаза уже не казались опасными.

Немного позже опасность вообще показалась завлекающей.

А потом Даветт отключилась.

Не то чтобы она лишилась чувств, нет. Глаза оставались открытыми, она могла распознавать то, что они видели. Просто ничего не удерживалось в руках. Все выпадало из пальцев.

Ее отвели в постель. Даветт пыталась махать рукой и заплетающимся языком мямлила:

– Тетя, мне так жаль, я все испортила, все…

Тетушка пронизала племянницу долгим холодным взглядом, но потом все же благословенно улыбнулась, расслабилась, потрепала по щеке и заверила, что все в порядке, любой волен ошибаться в своем собственном доме. Так мило! И оттого Даветт разревелась.

Росс извинился и удалился, а Китти помогла Даветт выбраться из одежды и забраться в ночную рубашку, и было так здорово лечь и расслабиться. Наверное, остальные отправились доужинать, потому что вернулись они уже после двух ночи. Даветт вынырнула из очень глубокого сна и обнаружила их сидящими на краю кровати.

Даветт удивилась тому, что проснулась.

Но прежде, чем она поразмыслила над странностью, Росс склонился к ней и спросил:

– Ты в порядке? Тебя тошнит?

Но ведь все и было в порядке. Ее вовсе не тошнило. Да? Ведь не тошнило. Но она взглянула в его глаза, и вдруг выпитое завихрилось внутри, толкнулось наружу. Она вскочила и шатаясь побрела в ванную. Китти с Россом кинулись на помощь.

Даветт подумала, что не нуждается в этом. Такой стыд! Но через десять секунд она уже вовсе не заботилась о том, кто ее видит и как.

Ы-ы-ыр-р-г-г-х…

Да ее тошнило чуть ли не целый час! Она просто не могла остановиться. Кафель по сторонам унитаза впивался в голые колени, жутко крутило желудок, и эти звуки, звуки…

Она тряслась, скрючившись, а добрая Китти утешающе бормотала, гладила шею и спину влажной прохладной тряпицей. В голове Даветт вертелась лишь одна мысль: слава Богу, уж теперь она точно не сексуальна.

Вообще говоря, Даветт сомневалась, что хоть когда-нибудь еще захочет что-либо сексуальное.

Увы, она ошибалась.

Она очнулась, скрюченная, на коврике перед унитазом. Тошнота прошла, но в рассудке плавал туман. Кто-то нежный и очень сильный помог ей подняться на ноги, и она почти добралась до кровати, прежде чем бешено стучащее сердце заставило признаться себе в том, кто это. Одеяло и верхняя простыня были аккуратно скатаны к изножью, он поднял ее и пронес несколько последних шагов. У него такие прохладные сильные руки…

Она повернула голову и посмотрела ему в глаза. Он опустил ее на широкую пустую кровать, но не уложил, усадил, прислонив к широкой спинке, а сам уселся рядом и улыбнулся. Она глядела в его бездонные глаза и мечтала о страсти, которую не отыскать в серой обыденной жизни, и от его улыбки зажглись дикие фантазии неистового экстаза.

Она тяжело задышала, ее грудь вздымалась, раскраснелось лицо.

– Ох, я боюсь, это больше нельзя носить, – заметил он.

Она посмотрела вниз и не увидела пятен, но ведь он не может лгать, правда же?

– Лучше снять, – посоветовал он.

Господи, помоги… и она сняла. Она потянулась к бретелькам, медленно спустила их с плеч, прекрасно понимая, что делает.

Но все равно сделала. Стянула сорочку, открыла свои груди ему напоказ.

Затем его лицо оказалось рядом. Он тихонько целовал ее в губы, в щеки, а она откинулась назад и выгнулась, и его руки, такие мягкие, нежные, сильные, оказались на ее плечах, обняли шею, а поцелуи так медленно спускались ниже, с подбородка до трепещущего горла, к грудям, к соску, атакованному мелким зверьком прошлой ночью…

Когда он укусил ее, сладострастие разлилось по всему телу, она раскинула руки, вытянула их, застонала, закричала, бесстыдно выгнулась и задрожала в экстазе…

И вот, словно кошка, в изножье кровати сидела ухмыляющаяся Китти. Да не может быть! Китти! На мгновение она захотела сбросить его, вскочить, убежать прочь. Но знала: не сможет. Она знала, что и не хочет. Пусть только он не останавливается! Никогда!

Китти ухмыльнулась шире, склонилась к Даветт. Белоснежные зубы блестели в лунном свете.

– Видишь? Разве я не говорила тебе?

Так странно, нелепо. Но Даветт теперь было наплевать. Она визжала и шептала от счастья, обняла нагими руками кудрявую голову, прижала ее сильнее к своей душе.

А потом проспала весь день, провалилась в глубокий тяжелый сон, полный причудливой извращенной эротики. Когда Даветт проснулась, высокие французские двери на террасу были распахнуты настежь и на тюлевые призрачные занавеси, развеваемые бризом, лился лунный свет. Китти с Россом опять сидели на краю кровати и улыбались.

На мгновение Даветт пронизала ледяная стрела… но чего? Страха? Отвращения?