Вампиры

Она всего в третий раз виделась с ним. Первый она запомнила очень хорошо. Он тогда назвал ее сиреной, а сам прямо сверлил сердитым взглядом. Второй раз был в том же его кабинете над салуном. Когда Даветт зашла туда вместе с Адамом и Аннабель, Феликс сидел за столом, рассматривал выданный Джеком чек на пятьдесят тысяч и упорно игнорировал ее. И это отчего-то казалось еще худшим, чем наглый злой взгляд в упор.

Третий раз оказался горше всего. На этот раз она знала, что он учинил. Она сидела рядом с Аннабель, пока Кот описывал события дня. На полное описание всей захватывающей жути не хватило бы времени, через два часа ожидала новая работа, но Кот обладал природным даром рассказчика, мудро и экономно вставлял подробности. Аннабель не только жадно слушала, но и записывала на маленький магнитофон.

От такого пробирает. Понимаешь, насколько же опасна их работа. Они должны записывать, потому что очень запросто вся Команда может погибнуть еще до заката. Кто-то должен сохранить и передать другим узнанное.

Но по-настоящему проняло от того, что рассказал Феликс. От рассказа молниеносного, смертоносно точного, хладнокровного убийцы.

– Анни, он спас всех, – глядя в глаза Аннабель, осторожно, спокойно и очень серьезно сказал Кот. – Без него мы были бы трупы как пить дать.

Аннабель очень по-своему, понимающе и лукаво, улыбнулась и тихо спросила:

– Вишневый, значит, тебя стрелок устраивает?

– Нужно – значит, устраивает, – улыбнувшись в ответ, сказал он.

Даветт не совсем поняла, о чем они, но ясно одно: Феликс не слишком доволен происходящим.

Сам-то он не говорил. Он вообще говорил до крайности мало. Но она чувствовала, все остальные тоже. Он медленно дрейфовал на окраине их хаотического планирования, отвечал на конкретные вопросы, и даже когда спрашивали его общее мнение о плане Джека. Ответы всегда были точными и по делу. Но Команда чувствовала: Феликс не с ней. У него то и дело уточняли, в порядке ли он, а он все время отвечал, что да, но порядка в нем как раз и не ощущалось. Он выглядел ошарашенным, почти не в себе.

Но к нему особо не приставали – потому что не приставал Джек.

И вот Феликс сидит на пыльном шезлонге в углу затхлой комнатушки и чистит оружие. Он расстелил газету на комковатом ковре, разложил детали пистолета. Единственные звуки – шорох бумаги и точные щелчки-стуки хорошо промасленного механизма.

В дальнем углу комнаты Даветт стояла у крохотной кухоньки, где женщины готовили ланч для Команды. Даветт сама предложила помочь с уборкой, но это было, когда в комнате еще сидела Команда, а теперь Даветт и сама не понимала, то ли ей не хочется уходить, то ли страшно проходить мимо Феликса.

Так что она осталась в углу, мыла и перемывала тарелки будто ошалевшая домохозяйка под дурью, постоянно украдкой поглядывала на Феликса и ощущала себя последней идиоткой. Наконец она не выдержала и заставила себя остановиться, заставила просто ничего не делать, лишь стоять, уперев руки в край раковины, глядеть в грязное окно и перевести дыхание.

Она твердила про себя, мол, что с тобой, возьми себя в руки. Это чуточку помогло. Даветт почти успокоилась, но вдруг заметила тишину и повернулась. Феликс сидел и просто глядел в пустоту перед собой.

А потом он заметил ее взгляд, посмотрел на нее и улыбнулся. Она обнаружила, что слова куда-то подевались, но смогла выдавить:

– …Хотите… чего-нибудь?

Он посмотрел на свой пустой стакан, взял его.

– Немного воды со льдом?

Она чуть не закричала: «Нет же!» Но вслух сказала почти спокойно:

– Сейчас.

Она шла к нему и проклинала себя за нелепое актерство, и думала о том, как же перестать и какая она жуткая невероятная дура, потянулась за его стаканом – и все сразу отхлынуло.

Господи! Такие усталые глаза. Он жутко, страшно выглядит.

И в самом деле: изможденный, разбитый, обессилевший, изнуренный. Человек, который только что решил совершить самоубийство.

И только когда она взяла стакан и понесла на кухню, поняла: решение войти в Команду для него и есть самоубийство. Даветт вдруг поняла, о чем он думает и почему так смотрит, и нелепое девичье волнение улетучилось, сменилось чем-то настоящим, теплым и сильным.

Но она не заговорила, лишь дала полный стакан, а сама присела за крохотный встроенный столик и отхлебнула остывший кофе. И на несколько мгновений не осталось больше ничего – только мужчина и женщина, молча сидящие и пьющие свое.

А Даветт подумала, что ее словами тут ничего не изменишь.

Открылась ведущая в соседнюю комнату дверь и появился отец Адам в полном священническом облачении. Даветт подумала, что, одетый так, он всегда выглядит лет на десять старше своих лет.

– Феликс? Ты не хочешь исповедоваться?

Тот оторвал взгляд от пола, озадаченно посмотрел на священника и, к полной того неожиданности, ответил:

– Да, хочу.

А потом раздавил сигарету в пепельнице, встал и испросил:

– Как оно работает?

Адам улыбнулся, призывно махнул рукавом сутаны.

– Это просто.