Вампир высшего класса

Франтишек поманил нас за собой, и мы двинулись мимо череды портретов. Я с опаской поглядывала на нарисованных вампиров, вспоминая фильмы, в которых привидения следили за людьми сквозь свои портреты. Однако благородные господа не спешили подмигивать мне и улюлюкать в духе расшалившегося Карлсона, так что я успокоилась и с искренним интересом разглядывала лица, гадая, чем же таким отличились эти люди (а скорее – нелюди), что их портреты хранятся в Пражском Клубе вампиров. Довольно свежие портреты сменились потемневшими от времени полотнами, а годы в углу картин стремительно уводили в прошлое. 1950-й, 1930-й, 1900-й, 1880-й… Среди них встречались недавно отреставрированные, щеголявшие яркими красками, и совсем потускневшие, выцветшие. Словно одних персонажей своей истории вампиры стремились сохранить вечно живыми, а других хотели стереть из памяти. Большинство изображенных на портретах были мужчинами – благородными, волевыми, с решительным взглядом и гордо поднятой головой. Женщин было всего две. Одну отличить от мужчин можно было только по женскому платью. В остальном же хмурая широкоскулая дама с тонкими серыми губами была совершенно лишена женской привлекательности и похожа на тюремщицу в женской колонии. Вторая была ее полной противоположностью – райская птичка в вычурной шляпке с кокетливым взглядом и призывной улыбкой. Этакая Мария-Антуаннетта в исполнении Кирстен Данст.

– Это все наши правители, когда-либо стоявшие у истоков власти в Праге, – пояснил Франтишек, заметив, что я задержалась у портрета красивой дамы.

– Это все неинтересно, Жанна, – внезапно заторопил меня Вацлав. – Идем скорее. Мы все-таки здесь по делу.

Я прибавила шаг, подчиняясь его словам и почти не глядя по сторонам. Но когда до выхода из галереи осталось сделать пару шагов, мое внимание привлек самый крайний портрет в богато украшенной раме – в отличие от остальных, серебряной, а не золотой. На нем был изображен темноволосый мужчина в серебристом камзоле с чашей в руках. На вид ему было лет тридцать пять, но глаза выдавали возраст – лет триста, не меньше. Его овал лица, волевой подбородок и прямолинейный взгляд показались мне смутно знакомыми.

– Это Последний Лорд, – пояснил Франтишек с видом экскурсовода в Британском музее.

Надо же! Я с любопытством прильнула к портрету. Вот кому я обязана всей этой заварухой с Серебряными Слезами! И как я сразу не узнала чашу, ведь ее подобие, воссозданное Жаном, я держала в руках и в тот миг мне подчинились все вампиры, находившиеся тогда рядом: Гончие во главе с Вацлавом, мой дед Аристарх. Это было жутко – видеть, как древняя магия подчинила себе волю самых стойких мужчин. А владычицей мира я быть никогда не желала. Поэтому чашу уничтожила. …А что, если бы нет? Я вдруг представила, как со всех портретов в галерее смотрят мои лица. Я в красном, я в синем, я в «Живанши», я в «Шанель», я в бриллиантовой диадеме, я в рубиновом ожерелье. Единоличная королева вампиров – Жанна Бессонова. Какой бред!

– Жанна, идем же, – нервно повторил Вацлав, тесня меня к выходу.

Франтишек еще что-то хотел мне показать, но Вацлав сделал такую зверскую рожу, что я поспешила выйти из зала, чтобы не злить его еще больше. Интересно, с чего он так разнервничался?

Где-то рядом хлопает дверь, слышатся легкие торопливые шаги, и в коридоре появляется хрупкая женская фигурка. Белокурые волосы заплетены в сложную высокую прическу, из которой выбивается несколько завитых прядей, голубые глаза с любопытством смотрят на меня и с интересом – на Вацлава, а затем на губах расцветает соблазнительная улыбка. Та самая кокетка с портрета! Как ее там? Кажется, Лилиан… Пока незнакомка изучает Вацлава, я не могу оторвать взгляда от ее платья по моде прошлого века. Тугой корсет делает талию девушки по-осиному узкой, зато юбка такая пышная, что загораживает собой весь проход. Тяжелые волны темно-розового шелка падают до пола, оставляя взгляду только носочки шелковых старомодных туфелек. Готова поспорить, что платье не покупалось в магазине, а шилось на заказ, как в старые времена. В сравнении с этой нарядной красоткой я в своих черных джинсах и черной курточке кажусь дочкой трубочиста.

– У нас гости! – По-английски восклицает незнакомка, и ее чистый и высокий голос звенит от восторга. – Что же ты их держишь в дверях, Франтишек? – Она бросает укоризненный взгляд на нашего сопровождающего. – Прошу, следуйте за мной.

Следуя через лабиринт коридоров и пустынных залов, мы останавливаемся перед высокими, до самого потолка золотыми резными дверьми. Среди цветочного орнамента выделяются крупные цифры, 19 – на левой двери, 56 – на правой. Где-то я уже встречала эти цифры.

– Здесь начиналась наша новейшая история, – с услужливостью гида поясняет Франтишек. – В этом зале был подписан Пражский договор.

Я с уважением замираю перед дверьми. Знакомые мне цифры – год его подписания.

Вампирша легко открывает тяжелые двери, и я с замирающим сердцем вхожу в большой гулкий зал.