Вальсингамские девы

Кристин нахмурилась, но не отняла руки: она видела, что раскаяние Кэтрин в своем отвратительном поступке было глубоко и искренне, и простила ей.

– Ничего, Кейт, я заслужила это, сказав о Кэсси такие ужасные вещи, – сказала она, сжав ладонь Кэтрин.

– Я понимаю, тебе тяжело, но и мне тоже. Жизнь без отца оказалась сложней, чем я того ожидала. Но мы вместе, и Бог любит нас, поэтому мы должны радоваться каждому прожитому дню. Отец Небесный никогда не оставит нас.

– Иногда мне кажется, что это уже случилось, – мрачно отозвалась на это Кристин.

– Отгоняй от себя эти черные мысли! Бог сказал, что любит нас, несмотря на наши грехи, он сказал искать утешения в Его любви к нам. Нужно только доверить Ему свою жизнь, но тебя преследует страх отдать Ему свою судьбу…

– Ах, Кейт, у тебя словно бельмо на обоих глазах! Какая эта жизнь? Разве мы живем? Любит ли Бог нас, дав такую судьбу? Мы скоро превратимся в земляных блох! – Кристин вновь охватили раздражение и отчаяние. – Столько планов в моей голове! Я могла бы зарабатывать деньги и приносить нашей семье пользу… Ведь у нас нет ни цента за душой! Ни цента, Кэтрин! Разве это правильно? Разве это справедливо? Почему Бог не может дать мне хотя бы один фунт на проезд до Лондона? Один жалкий фунт!

– Я уже говорила тебе – это Божий знак. Если ты до сих пор не раздобыла денег, значит, тебе не нужен этот Лондон, и Бог указывает тебе на это, – упрямо заявила Кэтрин. – Тебе нужно иметь больше веры, и, пока ты полна сопротивления и неприятия Его воли, Господь не может помочь тебе, потому что ты сама не желаешь принять ее.

Кристин рассмеялась от бессилия доказать что-либо помешанной на вере сестре.

– Тогда и предложение пастора Литли тоже было Божьим знаком для тебя. Почему же ты отреклась от него? – язвительно напомнила она.

– Бог дал мне знак, когда родилась Кэсси: знак того, что я обязана заботиться о ней и посвятить свою жизнь ей и нашей семье. А пастор найдет другую жену и будет счастлив, – ничуть не смутившись, спокойно ответила на это Кэтрин. – Но я пойду: заболела Джин Уайт, и я должна осмотреть ее.

– В таком благословенном месте, как наш Вальсингам, нет даже врача! – вновь рассмеялась Кристин. – Всех лечишь ты! А лечить ты не умеешь!

– Отец научил меня кое-чему, – парировала Кэтрин, поднявшись с камня и отряхивая свое платье. – А ты, лучше, чем страдать, иди на поле и поработай. Если ты будешь отлынивать от работы, наша доля картофеля в этом году будет скудной, и зимой мы будем голодать.

На этом сестры расстались: Кристин отправилась на поле, а Кэтрин – к больной подруге. Что касается младшей Глоуфорд, та бегала с детьми по полям, где они играли в догонялки и жмурки.

Кэтрин посетила приболевшую Джин Уайт, живущую на другом конце деревни, посоветовала родителям девушки заваривать для дочери ромашку и кору дуба, и после направилась домой. Работа на поле на сегодня была забыта, ведь хозяйственная Кэтрин уже давно собиралась посвятить целый день уборке в доме и замене соломы в спальных тюфяках: старая стала совершенно непригодной для сна.

– Фу-ты, ну-ты! Кэтрин Глоуфорд! Ты что ли? – вдруг услышала она от проходящего мимо нее мужчины.

Кэтрин так глубоко задумалась о домашних делах, что даже вздрогнула от громкого и такого грубого приветствия. Очнувшись от своих мыслей, девушка с удивлением взглянула на прохожего: он не был вальсингамцем, ведь в деревне она его никогда раньше не видела.

– Прошу прощения, любезный? – вежливо осведомилась она, недоумевая, как смел этот незнакомец так фамильярно обратиться к ней. И откуда только этот хамоватый мужлан знает ее имя?

«Каков грубиян! И без слов понятно: он дурно воспитан и плохо знает Писание!» – с негодованием подумала она, бесцеремонно окинув незнакомца взглядом и остановив его на весьма новых крепких ботинках мужчины.

– Ну, чего нахмурилась? Это же я! Генри! Не узнала что ли? – весело воскликнул мужчина, подойдя к ней и встав рядом с ней.

Кэтрин пристально вгляделась в его лицо и широко улыбнулась: перед ней стоял соседский мальчишка, уехавший с родителями в один из городов, девятнадцать лет назад. Стоит сказать, семья Гус была единственной из вальсингамцев, что за все время существования Вальсингама покинула его.

– Генри! Генри Гус! Несносный мальчишка! – обрадованно воскликнула Кэтрин. – Господь свидетель – я уже не чаяла увидеть тебя!

Вдруг Генри с веселым смехом схватил ее в объятья и закружил в воздухе.

– Ну, ну, довольно! Так неловко! Что ты! – недовольно сказала ему Кэтрин.

Тот тут же мягко поставил ее на землю.

– А ты все такая же правильная! – рассмеялся Генри. – И все так же не снимаешь со своей хорошенькой головки эта уродливые куски ткани!

– Каждая добрая христианка должна носить чепец, – чопорно ответила на это Кэтрин, но все же была очень рада встрече со старым другом, с которым они с Кристин играли в детстве. Когда-то их связывала крепкая дружба.