Вальс деревьев и неба

Я опустила руку в прохладную воду и в шутку дважды брызнула на Винсента, пока тот не отреагировал и не поступил так же. Наш кораблик встал поперек течения, и его начало сносить. Мы услышали смех, повернули головы и увидели метрах в тридцати вверх по реке желтую лодку с парочкой на борту. Винсент решил догнать ее. Он легко выиграл двадцать метров. Парень с другой посудины заработал веслами чаще, чтобы уйти от погони, а Винсент, со своей стороны, увеличил замах весел, которые входили в воду с резким хлопком. Неожиданные импровизированные гонки начались. Женщина подбадривала своего друга, мы ясно ее слышали, его звали Мартин, она кричала: Давай, дорогой, давай, его гребки поднимали фонтаны воды, которые забрызгали нас с ног до головы, потому что мы были уже близко. Две-три минуты мы шли борт к борту, потом тот мужчина уступил, окончательно выдохшись. Винсент нашел в себе новые силы, чтобы увеличить скорость. Я кричала и хлопала в ладоши, поддерживая его, и он медленно выигрывал метр за метром, пока наконец не обогнал их, даже не запыхавшись. Когда мы проплывали мимо, Мартин дружески помахал рукой Винсенту, признавая свое поражение. Винсент махнул в ответ, поднял весла и улыбнулся. Я вспоминаю об этом чудесном мгновении: воздух мягкий, как вата, наша лодка скользит, будто летит над серебристыми отблесками реки.

* * *

"Лантерн", 18 июля 1890 г.

"Палата начинает замечать, что предвыборные обещания проще дать, чем сдержать… Это было крайне неосторожно, потому что выполнение обещания проделало бы дыру в бюджете… Когда перекрывается какое-то поступление, следует перекрыть и какой-нибудь расход или же ввести новый налог, а палата обещала не голосовать за новые налоги".

* * *

Луиза неотступно следит за Полем, никогда не оставляя нас наедине в моей комнате. Он пару раз попробовал, но у нее тонкий слух, и она мгновенно появляется со скоростью настороженной львицы. Встает в дверном проеме, покашливает, смотрит на него, и он выходит из комнаты, не сказав ни слова, запирает дверь, я слышу, как она проверяет, стоя у него за спиной, повернул ли он ключ. Я потеряла счет дням, единственная точка отсчета — мое собственное лицо. Мазь с фенолом действует, ее гнилостный запах невыносим, но я уже привыкла, и больше он меня не раздражает, это цена, которую приходится платить за то, чтобы мое лицо приобрело человеческий вид. Отец возвращается в пятницу вечером, проверяет комнату, садится в кресло, принюхивается и корчит гримасу, жестом предлагает мне тоже сесть, но я остаюсь стоять. Он спрашивает, не лучше ли мне.

— Тебе нравится такая жизнь? — спрашивает он. — Долго собираешься сидеть взаперти?

— Это вы держите меня пленницей.

— Ты подумала о своем замужестве?

— Выйти за Жоржа? Вы шутите? Ему этот брак нужен не больше, чем мне. Его, как и меня, заставляет отец. Нас совершенно не влечет друг к другу. Между нами только дружба.

— И прекрасно, вы поступите, как все остальные. Если бы пришлось ждать великой любви, чтобы предстать перед господином мэром, немного было бы свадеб. Если ты проявишь благоразумие, я соглашусь простить тебя. Ты будешь в чистом выигрыше, Маргарита. Свадьбу можно организовать быстро. Ты покинешь этот дом и избавишься от меня. С Жоржем ты договоришься. Насколько я понял, он не слишком придирчив.

— Никогда, слышите, никогда! Лучше я останусь старой девой, чем выйду замуж, это завидная судьба — быть свободной. Вам придется выносить меня два долгих года, и я буду отравлять вам жизнь, а когда, нравится вам это или нет, я стану совершеннолетней, вам придется освободить меня.

Он встал, пожал плечами:

— Ты просто дура, тем хуже для тебя.

На пороге он подозвал Луизу и отчитал ее:

— Комнату следует проветрить, тут пахнет, как в конюшне.