– Простым авторитетом, говоришь… Ну а если бы мы не встретились в аэропорту, то так ведь оно и было бы, верно? А кто не рискует, тот не пьет шампанского. Я, правда, шампанское не люблю, но рискнуть ради стоящего дела готов. Тем более что есть шанс хорошее дело сделать – человека спасти. А то ведь мы, сам знаешь, обычно рискуем только ради того, чтобы кого-нибудь ограбить или завалить. Согласен?
– Ну, по большому счету… Конечно, так оно и есть, – согласился я.
– Вот именно. А так, может быть, и на небесах зачтется, и сковородочки для нас поменьше раскочегаривать будут. Так что я – согласен. Давай, говори, что там еще за обстоятельства.
Я посмотрел на Наташу, потом снова перевел взгляд на Бурлака и сказал:
– Наташа, которой я вполне доверяю, – бывший капитан ФСБ.
– Ого! – воскликнул Бурлак и посмотрел на нее новым взглядом. – И как же это ее угораздило связаться с нами, с погаными урками?
– Не паясничайте, Михаил Юрьевич, – оборвала его Наташа. – Во-первых, это неприлично, а во-вторых, я вас вспомнила. И отлично знаю, как вы стали уголовником. Я занималась тем саратовским делом, в которое вас втянул Воротчик, и совершенно точно знаю, как все было. Большим и толстым начальничкам нужно было перевести стрелки от себя на кого-нибудь другого, и вот вас-то они на роль козла отпущения и выбрали. А дальше – все по накатанному сценарию. Как и у Знахаря, между прочим. Так что не надо. А что касается меня, то в ФСБ я угодила точно так же, как и вы со Знахарем к своим уркам. Большой, кривой и ржавый крюк. Знаете, что это такое?
– Знаю, знаю, – ответил Бурлак и выставил перед собой ладони. – Прошу прощения, не хотел обидеть.
– Меня обидеть невозможно, – сказала Наташа, – а кроме того, Знахарь сказал вам, что мы с ним вместе и он мне полностью доверяет. Вы это слышали или пропустили мимо ушей?
Я смотрел на нее и диву давался. Такой твердой я ее еще не видел. Интересно! Налив водочки, я взял рюмку и, как и Бурлак минуту назад, посмотрел на Наташу другими глазами.
Бурлак улыбнулся тоже, взял рюмку и обратился ко мне:
– Слышь, Знахарь, а девушка твоя – ничего, мне нравится! Выпьем за прекрасных дам!
– А мне она тоже нравится, – ответил я и поднял рюмку.
Наташа уставилась на меня, затем, посмотрев на Бурлака, сказала:
– Представляете, это он впервые сказал мне о том, что я ему нравлюсь. Не прошло и сорока лет! И еще для этого понадобилось ехать в Самару и встретиться с вами. За могучий мужской ум!
И она ловко хлопнула рюмку водки. Мы с Бурлаком заржали, и я сказал:
– Понял?
– Понял, – ответил он.
– Ну, тогда давай.
– Давай. За прекрасных дам! И мы выпили еще.
Дверь в углу зала распахнулась, и на пороге показался официант, торжественно кативший перед собой тележку, на которой было что-то, накрытое сверкающим серебряным колпаком.
– Ага, – оживился Бурлак и потер руки, – это их фирменное блюдо.
– А что именно? – поинтересовался я.
– Сейчас увидишь, – ответил Бурлак, и по его глазам я понял, что нас с Наташей ждет сюрприз.
И, когда официант снял скрывавший горячее блюдо колпак, я увидел…
Да, это был действительно сюрприз.
На просторном серебряном блюде лежал маленький, тщательно сделанный из различных сортов тушеного и жареного мяса, Ленин. Он выглядел в точ-ночти, как в Мавзолее, и даже разложенная вокруг него зелень поразительно напоминала венки, которыми была украшена настоящая мумия, лежавшая на Красной площади в Москве.
Несколько секунд я смотрел на это экзотическое блюдо, выпучив глаза, а потом меня разобрал смех. Наташа тоже захохотала. Бурлак, явно довольный произведенным эффектом, сдержанно улыбался.
Когда мы перестали ржать, он сказал:
– Вот такой сюрпризик. Нравится?
– Нравится, – ответил я. – А после того как мы его съедим, коммунистами не станем?
– Депутаты жрут, и ничего, – ответил Бурлак, – и мы съедим за милую душу Не бойся, не отравимся.
– А я и не боюсь, – ответил я и, схватив нож, оттяпал Ильичу голову и положил ее себе на тарелку.
– А вам какую часть? – спросил Бурлак у Наташи.
– Я знаю, какую ей часть, – ответил я за нее.
– Эту часть сам ешь, – возразила она, – тем более что ее тут и нету. Мне – ножку.
– Были ножки Буша, теперь – ножки Ильича, – засмеялся Бурлак и, отхватив ленинскую ногу, положил ее Наташе.
А я, отрезав кусочек гениальной головы вождя мирового пролетариата, налил всем водки и сказал:
– Ну, за светлое будущее?
– За светлое, будь оно неладно, – подтвердил Бурлак, и мы немедленно выпили.
Через полчаса от Ленина не осталось ни кусочка, и одновременно с этим мы прикончили первую бутылку водки. Бурлак повернул голову в сторону метра, и тут же опустевшая посуда исчезла со стола, а вместо нее появились две полные бутылки водки. Этикетки были мне незнакомы, и, рассмотрев их внимательно, я увидел, что водка называется «Самарская конкретная». Уж не знаю, кому в голову пришло такое дурацкое название, но сама водочка была хороша, ничего не скажешь. Проходила она в организм без задержки, и никаких сивушных ароматов не ощущалось. Нормальная водка.