Валерий Еремеев

Вдруг на всю громкость включился телевизор, ди-намики взорвались захлёбывающимся лаем. Саныч по-смотрел на экран. Мухтар с мордой бультерьера неистово рвался в квартиру. Прыгал, бился мордой об экран по ту сторону. Он уж расколошматил морду в кровь и только остервенел от этого. – Ааааф! Ррррр! Ааааааф!!! – захлёбывался Мухтар. Кинескоп под таким бешеным напором долго не протянет. Глаза собаки безумны. Зрачки, как у хамелеона – сами по себе вращались в разные стороны. “Любимчик домохозяек – долбаный лунатик”. Фантом, перестав раскачиваться, резко откинул голо-ву назад. Мокрые волосы, разбрызгивая пот веером, подле-тели вверх и упали ему за спину. Фантом медленно поднял голову и в Саныча вонзился взгляд выжженных глазниц. Но тварь явно не слепа. Две чёрные дыры внимательно смотрели на Саныча. А Мухтар продолжал биться в экран. Неожиданно фантом, печально улыбнувшись, сказал: – Одно и тоже. Пустышка борется за свою никчёмную жизнь. Кровища… – Фантом подавил зевок. – Не впечат-ляет. Чего безобразничаешь? Коль самоубийца, так и пры-гай уже в окно. Как дружок твой, Иннокентий. – Я не самоубийца, – сказал Саныч, понимая, что фантом услышит его сквозь безумный лай Мухтара. Фантом рассмеялся: – Не самоубийца… Ты с пятнадцати лет шёл к этому дню. Это твой мудацкий смысл жизни. Медленно, потихо-нечку. Бухал всё, что горит, шипит и пенится. Жра-жрал-жрал. В сопли, в слюни, в уматень. Вот и финиш. Ты жал-кий инвалид без будущего. На хрен никому не нужный. Ты – кусок тухлого мяса, которое всё ещё ползает и воняет. За пособием – за бухлом, за пособием – за бухлом. Человек разумный? Нет, мясо ты тухлое! Всё, цель жизни достиг-нута. Верной дорогой дошёл, товарищ! Всё! Ручка! Всему миру на тебя плевать. И это у вас взаимно. Так чего пы-жишься? Сдохни уже.

У Саныча обмякли руки. Кровь стекала по пальцам, окрашивала бурым простыню. – Да, – кивнул Саныч. – Не ужились мы как-то с белым светом. Да и пошло бы оно всё. Уйди от окна. Я выпрыгну. Фантом кивнул и отошёл к стене. Саныч, вздохнув, сделал шаг вперёд. И в этот миг раздался звонок в дверь. Саныч уже забыл, как он звучит. Замер, опешив. Не пока-залось ли? Нет, ещё звонок. Он глянул на дверной проём, который перекрывал трансформер, и тот тут же, гремя сте-клом, рассыпался. Бутылки раскатились в разные сторо-ны, став просто хламом. Мухтар вдруг заткнулся. Перестал биться в экран и, заскулив, убежал куда-то, поджав хвост. Фантом усмехнулся: – Ага, иди, открой. Это к тебе ад за твои деньги при-шёл. Теперь он с тобой будет вечно. Будешь миллиард лет блевать. – Фантом вдруг согнулся, и его вырвало зелёной слизью. Подняв лицо, он продолжал, отплёвываясь: – Ми-нутку отдышишься, и опять миллиард лет блевать. Фантома опять вырвало. Звонок в дверь повторился, и Саныч, спрыгнув с кровати и переступая бутылки, пошёл в коридор. – Ну да, ты прав, там не ад! – выкрикнул за спиной фантом. – Это – так называемое спасение. Но оно гораз-до страшнее ада. Это – твоё небытие на пороге. А как же смысл жизни?! Выходит, жил впустую. Ты должен прыг-нуть. Иначе выйдет, что и не жил ты прежде вовсе. Всё в мире имеет смысл. И, коль существование твоё было бес-смысленно, ты и вовсе себя сотрёшь. Одумайся, у тебя ещё есть возможность остаться прахом здесь. Откроешь дверь – исчезнешь, как и не было тебя. – А может, Треска прав. Во мне тысячи Санычей. И прежний, осев на дно, уступит место у руля другому, – про-говорил Саныч и открыл входную дверь. На пороге стояла Оля. Та самая, что была при эпилеп-тическом припадке Саныча, случившимся перед нелепой смертью Славного.

– Здравствуй, дорогой! Тысячу лет тебя не видела. С Новым Годом! – сказала она, не разглядев Саныча во мраке коридора с ярко освещённой лестничной пло-щадки. Саныч включил свет. Оля ахнула. – Что с тобой? Кровь… На тебе лица нет. – С монстром дрался. Я уже в окно прыгать собрался. И тут ты. – Какой монстр? – спросила Оля, проходя в коридор и прислушиваясь. – Один из бутылок. Другой – фантом. Или зомби. – Какие зомби… – Оля посмотрела в стеклянные гла-за Саныча. – Успокойся. Теперь всё хорошо. Она, закрыв входную дверь, повела Саныча в ком-нату.- Тут много бутылок от трансформера валялось… – Кивнул Саныч на пол. Оля увидела три разбитые бутылки аперитива. – Блин… – прижала ладошку к губам Оля, пройдя в комнату и увидев простыни в крови. Она усадила Саныча на кровать, убрав с неё на пол пепельницу с окурками и, достав из сумочки мобильник, вызвала “Скорую”. – А там… – Саныч кивнул на окно. – Фантом был. И Мухтар в телевизоре. Оля перемотала изрезанные руки Саныча простынёй. И убедилась, что раны на голове не серьёзные.9Наступил март. У Саныча даже долгая депрессия прошла. Своё сорокалетие он отметил вдвоём с Олей, за чаем с тортом, в который воткнул единственную най-денную большую свечку. Ноги продолжали болеть, да и видеть он лучше не стал. Оля всё настаивала, чтоб он лёг в больницу на обследование. Саныч упирался. Не хотелось вновь врачей даже видеть. Но, в конце концов, сдался.