Валентин Серов

Никто, глядя на портрет, не скажет, что на нем изображена ординарная женщина. Дух ее, дар ее, могучий, забирающий в плен умы и сердца, воплощен в ее образе. Серов не мог бы сделать ее иной, более простой. Ее образ соответствует образу ее героинь. И портрет Серова чем дальше, тем больше приобретал популярность, Ермолова с каждым годом виделась людям такой, как на портрете, достоинство которого со временем признали все: все увидели в ее внешности и в артистическом облике то, что сумел за два месяца наблюдений, размышлений, упорной работы увидеть Серов и что он сумел передать на полотне.

Исследователь творчества Ермоловой Дурылин пишет, что «лучшим отражением творческой личности Ермоловой с ее внутренним горением, высоким благородством, спокойным величием является портрет ее, написанный В. А. Серовым в 1905 году по заказу Литературно-художественного кружка.

Портрет Серова — лучшее, даже единственное изображение великой артистки: таково суждение современников».

Хотя тот же Дурылин, предаваясь воспоминаниям об одном из выступлений Ермоловой, все же присоединяется к мнению самой артистки. «Словно весенний первый гром загрохотал радостно и бурно. Это аудитория встретила Ермолову. Она стояла на эстраде так, как изображена на портрете Серова; но — да простит мне прекрасный художник — в позе Ермоловой не было той чуть приметной величавой напряженности, не было этой гордости в запрокинутой голове, не было, одним словом, этой несколько парадной торжественности, которая, как мне говорили близкие Марии Николаевны, смущала и самую артистку». Но этот же эпизод вспоминает Щепкина-Куперник, и она принимает сходство с серовским портретом без всяких оговорок: «…сперва молчала захваченная зала… потом разразилась бурей рукоплесканий, слез, приветствий.

А она стояла, как на замечательном портрете Серова, в своем черном бархатном платье, бледная, и в шестьдесят лет была прекрасна той неувядаемой красотой, которой поражает античный мрамор».

«Я часто и много писала о М. Н. Ермоловой, — говорит Щепкина-Куперник, — и все же мне кажется, что я сотой доли не сказала того, что надо, не дала ее духовного портрета хотя бы с той полнотой, с какой Серов запечатлел ее внешний облик». И, говоря о Ермоловой в глубокой старости, Щепкина-Куперник считает, что «всего лучше написал бы ее в это время Рембрандт, как раньше гениально изобразил Серов».

Трудно придумать для работы художника более высокую оценку, чем поставить его в один ряд с Рембрандтом.

Необычна дальнейшая судьба портрета. В 1907 году Ермолова на год оставила сцену. Она давно уже плохо себя чувствовала, видимо, это была нервная болезнь. Театральное начальство не благоволило к ней и с благословения директора императорских театров Теляковского и министерства двора то и дело интриговало против нее. В таких условиях трудно было работать.

Литературно-художественный кружок устроил торжественное прощание с любимой актрисой. Было решено на прощальном обеде, посвященном этому событию, «открыть» портрет, подобно тому как открывают памятники. Быть может, решили это сделать потому, что портрет действительно похож на памятник.

Серов добился в нем того, чего безуспешно пытался достичь, когда писал портрет отца.

Как он мечтал тогда, что портрет будут торжественно открывать на юбилее в Мариинском театре. Но тогда все сорвалось: не была поставлена «Юдифь», не было юбилейных торжеств и не удался портрет.

Реванш Серов брал по частям. Сначала в театре Мамонтова была поставлена «Юдифь», и он вместе с Шаляпиным дал опере вторую жизнь. Теперь он достиг искусства создавать портреты, которые можно «открывать».

Открытие состоялось 11 марта 1907 года. В затемненный зал известный врач профессор Баженов ввел Ермолову. Через несколько минут упал белый занавес, и перед зрителями на освещенной сцене показался портрет. Взрыв аплодисментов был выражением горячей любви к актрисе и благодарности художнику.

Впоследствии портрет перешел в собственность Малого театра, а в 1935 году после юбилейной выставки Серова в Третьяковской галерее и в Русском музее портрет попал в Третьяковскую галерею. Заслуга в этом принадлежит Нестерову, считавшему портрет одним из шедевров Серова и употребившему все свое влияние, чтобы портрет стал доступен всем.

Через несколько месяцев после окончания работы над портретом Ермоловой Серов получил от Литературно-художественного кружка заказ написать портрет другой артистки — Гликерии Николаевны Федотовой.

Федотова была предшественницей Ермоловой на сцене Малого театра.

И Федотова когда-то, в стародавние еще времена, играла героические роли, потом, когда в Малый театр пришла Ермолова, потеснилась в силу необходимости — очень уж невероятен, просто ослепителен был ермоловский гений, — сошла на вторые роли, потом, состарившись, на бытовые.

Но она и в таких ролях была сильна. Ермолова даже с оттенком некоторой зависти говорила об этой способности Федотовой.