Валентин Серов

Это свойство, естественное для молодого артиста с таким неожиданно бурным ростом успеха, не проявлялось, разумеется, в общениях с Серовым; но тем больше чести художнику, увидевшему эту черту и сумевшему передать ее тонко и искусно.

В 1905 году Серов как-то особенно сблизился с Шаляпиным. Федор Иванович, едва ли не единственный из тех, кто окружал Серова, был человеком из народа. Он был одним из ближайших друзей Горького, чье имя было тогда на устах у всех, и он находился под большим влиянием своего друга. Конечно, в своей революционности Шаляпин не был ни так последователен и активен, как Горький, ни так принципиален, как Серов, но сочувствие его революции, желание победы ей — несомненно.

Шаляпину в то время удалось несколько раз петь специально для народа, для рабочих. Это было его давней мечтой. Он в то время еще очень хорошо помнил, что и сам он вышел из среды этих людей, и признавался, что ни одно выступление «для богатой публики» никогда не доставляло ему столько радости. Шаляпин пел таким образом в 1904 году в Харькове и в Киеве, а в 1905 году в Москве, в Большом театре, и каждый раз концерты эти оканчивались «Дубинушкой» и вся огромная толпа слушателей подхватывала припев. У Шаляпина были из-за этих концертов неприятности, но он продолжал свое дело. Николай II, узнав о его выступлениях, потребовал «изгнать этого босяка из императорского театра».

Но «Дубинушка» продолжала звучать в концертах Шаляпина, несмотря ни на что.

Это было время всеобщего энтузиазма, радостных надежд, и Шаляпин постоянно говорил и о своем сочувствии народу, о своем желании служить ему, за что его даже в шутку переименовали из «солиста его величества» в «социалиста его величества». Кстати, звание «социалиста его величества» Шаляпин получил не очень просто и не очень скоро, и причиной тому была его дружба с Горьким.

Через Горького Шаляпин снабжал революционеров деньгами, и Серов, по-видимому, знал об этом.

Они бывали друг у друга запросто, не предупреждая о визите, не стесняясь никаким временем. И если Серов не заставал Шаляпина, он сидел с его детьми, рисовал им животных и птиц, поражая быстротой и виртуозностью исполнения. Как-то принес в подарок Федору игрушку «би-ба-бо», куклу, надеваемую на руку, и целый час развлекал детей и Иолу Игнатьевну, заставлял смеяться до слез, а сам оставался при этом совершенно серьезным.

Портрет Шаляпина Серов рисовал весной, вскоре после окончания портрета Ермоловой. Именно рисовал, ибо этот огромный портрет, производящий такое монументальное впечатление, рисован углем и мелом. Это один из шедевров серовского рисунка: рисунок Серова настолько выразителен, что он мог себе позволить то, чего еще никто из художников никогда себе не позволял. Портрет имеет больше двух метров в высоту и больше метра в ширину, и он монументален и лаконичен одновременно. Кроме того, он настолько характерен и выразителен, что, как это почти всегда бывало с портретами Серова, стал каноническим портретом знаменитого певца, несмотря на то, что замечательные портреты Шаляпина были созданы Репиным и Кустодиевым, Коровиным и Головиным. И каждый из этих портретов очень хорош, но ни в одном так не выражен характер Шаляпина, не слиты воедино все черты характера этого удивительно талантливого человека.

Шаляпин чудесно, с какой-то особой теплотой вспоминает об этом периоде своей дружбы с Серовым, об этой весне, когда он, стоя у рояля в большой столовой, в своей квартире, позировал другу.

Осенью 1905 года Серов написал портрет Максима Горького.

Нужно ли говорить здесь о значении Горького вообще и о той особой роли, какую он играл в событиях 1905 года. «Горький — это нынче чуть ли не первый человек в мире», — говорит героиня одной повести, написанной в 1905 году^[69]. В этой наивной и немного смешной фразе в общем очень точно выражены настроение и взгляд людей того времени.

Горький был тогда единственным «легальным революционером» и знаменитым писателем. Он пользовался огромной любовью народа и столь же огромной ненавистью правительства. Еще за несколько лет до 1905 года царь Николай II самолично отклонил ходатайство Академии наук о присвоении Горькому звания академика, и это вызвало нашумевший в свое время выход Чехова и Короленко из числа академиков.

Утром 9 января, после неудачного — накануне — визита к Святополк-Мирскому и Витте, Горький ушел из дому, чтобы видеть своими глазами предстоящие ужасные события.

В это утро он был в Академии художеств. Неизвестно, встретился ли он там с Серовым; Гинцбург, рассказавший, как провел он с Серовым этот день, пришел в Академию позже. Выйдя из Академии, Горький взял извозчика и поехал по набережной Васильевского острова. У Дворцового моста он сошел: толпа уже запрудила все проезды. Дальше он пошел пешком, перешел Неву. Он видел, как у Полицейского моста кавалерия расстреливала рабочих. Один упал с ним рядом. Горький вернулся домой потрясенный.