Самбигел, приземистый человечек со смуглым лицом, обрамленным густой черной бородой, продолжал зудеть, рассыпая звучные банальности. Глаза Валентина остекленели, мысли разбегались. Он уже слышал все это и в Кикиле, и в Стинорпе, и в Клае: незабываемое событие, любовь и благодарность всех жителей, гордость за оказанную городу честь… Да. Да. Он поймал себя на попытке вспомнить, в каком из городов ему демонстрировали знаменитое исчезающее озеро. В Симбилфанте? А воздушный балет – в Монтепульсиане или Граве? Золотые пчелы наверняка были в Байлемуне, а небесная цепь? В Аркилоне? Или Сеннамоле?
Валентин снова поднял взгляд к храму, пристроившемуся на скале. Его манило туда. «Вот бы, – подумал он, – налетел вихрь, подхватил меня и закинул на эту гордую вершину, как сухой листок…»
Мама, позволь мне немного отдохнуть в твоем обществе!
Тут монолог лорд-мера прервался или, возможно, завершился. Валентин повернулся и обратился к Тунигорну.
– Обеспечьте мне сегодня ночевку в этом храме.
Самбигелу это явно не понравилось.
– Мой повелитель, мы планировали для вас на сегодня посещение усыпальницы лорда Стиамота, а затем прием в Топазовом зале, после которого намечен обед в…
– Лорд Стиамот восемь тысяч лет дожидался, когда я удосужусь засвидетельствовать ему свое почтение. Так что подождет и еще денек.
– Конечно, мой повелитель. Как вам будет угодно, мой повелитель. – Самбигел изобразил сразу несколько знаков пылающей звезды подряд. – Я немедленно уведомлю иерарха Амбаргард, что нынче ночью вы будете гостить у нее. А теперь, мой повелитель, если вы не возражаете…
Оркестр грянул какой-то бравурный гимн. Сотни тысяч глоток взревели в унисон. Наверняка это были трогательные стихи, но Валентин не мог разобрать ни единого слога. Он покорно стоял, обводя взглядом колоссальную толпу, время от времени кивая, улыбаясь, встречаясь взглядом с кем-то из благоговеющих обывателей, которые запомнят этот день навсегда. Он вдруг показался сам себе нереальным. Чтобы играть эту роль, думал он, вовсе не нужен живой человек. Вполне сошла бы статуя, какая-нибудь марионетка, да что там, даже любая из тех восковых фигур, которые он когда-то, давным-давно, видел, побывав на фестивале в Пидруиде. Как пригодились бы такие подделки, которые можно было бы отправлять на всевозможные события подобного рода, где они серьезно слушали бы ораторов, одобрительно улыбались, сердечно махали руками и, может быть, даже выдавали бы несколько подобающих случаю теплых слов…
Краешком глаза он заметил устремленный на него встревоженный взгляд Карабеллы и подал ей двумя пальцами правой руки чуть заметный знак, их личный сигнал, означающий «все в порядке». Но встревоженное выражение не покинуло ее лицо. И, похоже, Тунигорн и Лизамон Халтин слишком близко придвинулись к нему и стояли теперь почти вплотную. Неужели приготовились ловить его, если он упадет? Клянусь бородой Конфалюма, они явно решили, что он снова потеряет сознание, как тогда в Лабиринте!
Он заставил себя выпрямиться, насколько возможно, и махал, улыбался, кивал, махал, улыбался, кивал. Не будет никаких неприятностей. Никаких. Никаких. Но кончится ли эта тягомотина хоть когда-нибудь?
Она продолжалась еще полтора часа. Но в конце концов все же завершилась, и правитель со свитой быстро перешел по подземному ходу в покои, отведенные для них во дворце лорд-мэра, расположенном на другой стороне площади.
– Мне показалось, что тебе дурно, – сказала Карабелла, когда они остались наедине.
– Ну, если скуку считать болезнью, то, да – мне было дурно, – ответил он самым непринужденным тоном.
– А так ли необходимо продолжать это паломничество? – спросила она после краткой паузы.
– Ты же знаешь, что у меня нет выбора.
– Я боюсь за тебя.
– Почему?
– Иногда я тебя почти не узнаю. Кто этот погруженный в себя желчный человек, с которым я делю постель? Что случилось с Валентином, с которым я некогда подружилась в Пидруиде?
– Он, как всегда, здесь.
– И мне тоже хочется в это верить – что он здесь, и всего лишь скрыт тенью, как, бывает, солнце скрывается за диском луны. Что за тень нашла на тебя, Валентин? Что за тень легла на наш мир? В Лабиринте с тобой приключилось что-то странное. Но что именно? И почему?
– Ты же знаешь, Карабелла, что Лабиринт всегда наводит на меня тоску. Там я ощущаю себя запертым, погребенным, мне душно там… – Он помотал головой. – Да, это было странно. Но Лабиринт давно остался позади. Как только мы попали в более приятные места, я почувствовал, что мое былое «я» начало понемногу возвращаться. Любимая, я снова чувствую радость, я…
– Может быть, тебе удается обманывать себя, но меня – не получится. В этом для тебя вовсе нет радости. В начале поездки ты ненасытно впитывал впечатления – ты хотел побывать везде, прикоснуться ко всему, что попадалось по пути, попробовать все, пригодное в пищу, – а сейчас ничего подобного нет. Я вижу это в твоих глазах. Вижу в твоем лице. Ты движешься, как лунатик. Скажешь, нет?
– Да, не буду отпираться, я устал.