Валентин Понтифик

– Слушай сам, – сказал врач. – Он опять начинает.

Существо в шаре жизнеобеспечения шевельнулось и чуть заметно покачнулось из стороны в сторону. Понтифик издал тихий воющий звук, затем что-то вроде полусвистящего храпа и густой булькающий рокот, который затянулся надолго.

Хорнкаст слышал эти звуки невесть сколько раз. Это был язык, изобретенный самим понтификом в его чудовищном маразме, и понимать его мог только верховный глашатай. В этом потоке звуков сохранялись отдельные слова или, вернее, призраки слов, сохранявших изначальный смысл. Прочие звуки за долгие годы превратились в нечленораздельные шумы, но Хорнкаст, непрерывно наблюдавший эволюцию этого средства общения на всем ее протяжении, знал, что и как следует понимать. Часть звуков являлась всего лишь вздохами и стонами, не имевшими вербального содержания. А некоторые вроде бы обладали определенной сложностью формы, за которой могли скрываться некие концепции, постигнутые Тиверасом в его бесконечном, безумном, бессонном одиночном заключении, неведомые никому, кроме него самого.

– Все как обычно, – сказал Хорнкаст.

– Подожди.

Он прислушался и услышал набор слогов, обозначавших лорда Малибора – понтифик не запомнил двоих преемников Малибора и полагал, что тот все еще является короналем, – а затем перечень имен других правителей – Престимиона, Конфалюма, Деккерета, снова Малибора. Оссьера, который занимал трон понтифика до Тивераса. Имя Кинникена, предшествовавшего Оссьеру.

– Он углубился в далекое прошлое, как с ним часто бывает. Неужели ради этого потребовалось неотложно вызывать меня…

– Подожди.

С нарастающим раздражением Хорнкаст вновь прислушался к невразумительному монологу понтифика и оторопел, услышав, впервые за много лет, идеально произнесенное, безошибочно распознаваемое слово:

– Жизнь.

– Слышал? – осведомился Сепультров.

Хорнкаст кивнул.

– Когда это началось?

– Часа два, два с половиной назад.

– Величие.

– Мы записали все это, – сообщил Дилифон.

– Что еще из его речей вы сумели разобрать?

– Семь-восемь слов, – ответил Сепултров. – Возможно, там было и что-то еще, что сумеешь понять ты.

Хорнкаст повернулся к Наррамиир.

– Он спит или бодрствует?

– Думаю, что говорить о понтифике в этих терминах будет неправильно, – ответила та. – Он живет в обоих этих состояниях одновременно.

– Пора. Встать. Идти.

– Он повторяет это уже не в первый раз, – пробормотал Дилифон.

Наступила тишина. Глаза понтифика оставались открытыми, но он как будто погрузился в сон. Хорнкаст мрачно взирал на него. Когда Тиверас впервые заболел – это случилось в самом начале царствования лорда Валентина, – казалось вполне логичным поддерживать жизнь старого понтифика таким образом, и Хорнкаст был одним из самых энергичных сторонников плана, предложенного Сепултровом. Ни разу за всю историю Маджипура понтифику не случалось пережить двух короналей и находиться в возрасте глубокой дряхлости при вступлении на престол третьего правителя. Это нарушило устоявшееся динамическое равновесие системы имперского управления. Хорнкаст лично указывал, что молодой и неопытный лорд Валентин только-только осваивает обязанности короналя и его нельзя так скоропалительно переводить в Лабиринт. Сошлись на том, что хорошо было бы оставить понтифика на троне еще несколько лет, если, конечно, удастся поддерживать в нем жизнь. Сепултров нашел средства для этого, хотя вскоре стало ясно, что Тиверас впал в маразм и пребывает в безнадежном состоянии живого трупа.

Но затем случилась попытка переворота, и потянулись трудные годы реставрации, когда для преодоления возникшего хаоса требовались все силы короналя. И Тиверасу пришлось еще несколько лет просидеть в клетке. Хотя продолжение жизни понтифика означало дальнейшее пребывание Хорнкаста у власти, а власть, которую он к настоящему времени сосредоточил в своих руках за счет понтифика, была экстраординарной, и все же ему было крайне тяжело наблюдать за этой жестокой приостановкой жизни, которой давно следовало бы прекратиться. Но лорд Валентин попросил времени, а потом еще и еще времени, чтобы закончить свою работу на посту короналя. Уже восемь лет – неужели мало? Хорнкаст с удивлением понял, что уже чуть ли не готов молиться за освобождение Тивераса из этого плена. Если бы только можно было дать ему уснуть спокойно!

– Ва… Ва…

– А это еще что? – удивился Сепултров.

– Что-то новенькое, – прошептал Дилифон.

Хорнкаст жестом призвал их к молчанию.

– Ва… Валентин.

– Такого еще не было, – вставила Наррамиир.

– Валентин понтифик… Валентин понтифик Маджипура…

Наступила тишина. Эти отчетливо произнесенные слова, не допускавшие двоякого толкования, повисли в воздухе, как взорвавшееся солнце.

– Я думал, что он забыл имя Валентина, – сказал немного погодя Хорнкаст. – Он думает, что короналем является лорд Малибор.

– По-видимому, это не так, – возразил Дилифон.