Валентин Понтифик

– Так полагает Делиамбер со слов того, кто уже не доступен для допроса. По-моему, что дело тут сложнее. Я думаю, нам еще долго придется выяснять, что связывает меняющих облик и морских драконов. Но уверяю тебя: я не чувствую опасности.

Она немного помолчала, глядя на него.

– Ты на самом деле можешь прочитать сознание дракона?

– Нет, нет… Я чувствую его сознание. Его присутствие. Карабелла, дракон – загадка для меня. Чем сильнее я стараюсь дотянуться до него, тем легче он отвергает меня.

– Он поворачивается. Он начинает удаляться от нас.

– Да. Я чувствую, как он закрывает свое сознание от меня – отодвигает меня, выталкивает.

– Валентин, чего он хотел? Что он узнал?

– Я и сам не прочь бы это узнать.

Вымотанный, потрясенный, он крепко вцепился в фальшборт. Карабелла положила ладонь на его руку, немного постояла так, потом отодвинулась, и они снова застыли в молчании.

Он не понял. Он так мало понимал. И он знал, что понять – жизненно важно. Он твердо знал, что лишь он, один на весь мир, способен пресечь усиливающийся распад и восстановить единение. Он, лишь он один может привести противоборствующие силы к гармонии. Но каким образом? Как это сделать?

Когда много лет назад, после гибели брата, его неожиданно вознесли на вершину власти, он безропотно принял это бремя и отдавал трудам правления все свои силы, но иногда власть представлялась ему колесницей, которая безжалостно тянет его за собой. Но, по крайней мере, он имел подготовку, необходимую для правителя. Теперь же ему начало казаться, что Маджипур требует, чтобы он стал богом, а этому его никто не учил.

Он чувствовал, что дракон все еще здесь, где-то неподалеку. Но установить настоящий контакт с ним не удавалось, и в конце концов он оставил попытки. Он простоял на баке почти дотемна, глядя на север, как будто рассчитывал увидеть Остров Владычицы, сияющий в темноте, словно маяк.

Но до Острова оставалось еще несколько дней пути. Пока что флотилия миновала лишь широту юго-западной оконечности Алханроэля. На морском пути из Толагая на Остров приходилось огибать оконечность огромного Стойензарского полуострова, а потом держать путь прямо на север, мимо Родамаунтского архипелага, к порту Нуминор. Этот маршрут позволял воспользоваться всеми преимуществами постоянного южного ветра и Родамаунтского течения, благодаря которым плавание из Сувраэля на Остров оказывалось куда быстрее, чем в обратном направлении.

В тот вечер только и было разговоров, что о драконе. Зимой эти воды обычно изобиловали ими, поскольку драконы, уцелевшие после осеннего промыслового сезона, обычно уходили в Великое море мимо побережья Стойензара на восток. Но сейчас был отнюдь не зимний сезон, и как Валентин и все остальные давно заметили, драконы в этом году пошли необычным путем – на север мимо западного побережья острова, к какой-то таинственной цели в полярных морях. И во время этого плавания драконы встречались повсюду, во всяком случае, так казалось, и кто знает, почему так было? «Кто-то, может быть, и знает, – думал Валентин, – но не я. Точно не я».

Он тихо, почти ничего не говоря, сидел среди своих друзей и собирался с силами.

Ночью, лежа без сна рядом с Карабеллой, он вслушивался в голоса Маджипура. Он слышал, как плакали от голода в Кинторе и скулили от страха в Пидруиде, слышал злобные крики ополченцев, бегущих по мощеным улицам Велатиса, и лающие выкрики уличных ораторов в Алаизоре. Он слышал свое имя, упоминаемое пятьдесят миллионов раз. Он слышал метаморфов, заранее празднующих в своих сырых лесах неизбежный триумф, он слышал драконов, перекликающихся мощными торжественными звуками в глубинах морей.

И вдобавок ко всему этому он ощущал прикосновение прохладной материнской руки ко лбу и слышал слова Владычицы: «Скоро ты Валентин, будешь рядом со мною, и я облегчу твою жизнь». А потом Король Снов объявил: «Нынче ночью, друг мой корональ, я продолжу осматривать мир в поисках ваших врагов и приложу все усилия, чтобы поставить их на колени». Это позволило ему немного передохнуть, но вскоре снова послышались крики тревоги и боли, затем пение морских драконов, затем шепот метаморфов. В конце концов ночь сменилась утром, и он встал с постели еще более усталым, чем лег накануне.