Но как только корабли миновали оконечность Стойензара и вошли в воды, лежащие между Алханроэлем и Островом, Валентину сделалось полегче. На него все так же валились страдания обитателей всех концов мира, но сила Владычицы здесь была очень велика и продолжала расти с каждым днем. Валентин чувствовал присутствие матери в своем разуме; она помогала, направляла, утешала его. В Сувраэле он красноречиво убеждал пессимистически настроенного Короля Снов в возможности восстановления мира. «Нет никакой надежды», – сказал Минакс Барджазид, на что Валентин ответил: «Есть, нужно лишь протянуть руку и ухватить ее. Я вижу, как это сделать». И Барджазид тогда сказал: «Сделать ничего нельзя, все потеряно», на что Валентин ответил: «Следуйте за мной, и я укажу путь». В конце концов ему удалось преодолеть мрачное настроение Минакса, и тот, все еще не веря в успех, все же пообещал ему поддержку. В начале плавания на север Валентин, как ему показалось, выронил осколок надежды, который нашел в Сувраэле, но теперь вроде бы снова нащупал его.
Но до Острова было уже совсем близко. С каждым днем он все выше поднимался над горизонтом, и каждое утро под лучами восходящего солнца его меловые утесы сначала обретали ослепительное бледно-розовое сияние, затем окрашивались в потрясающий алый цвет, который почти неуловимо переходил в золотой, а потом, когда солнце наконец полностью выходило на небосклон, становились абсолютно белыми, и белизна эта звенела над водой, как звук гигантских цимбал и всплески всеохватывающей неумолчной мелодии.
В нуминорском порту Владычица ожидала Валентина все в том же доме Семь стен. Снова иерарх Талинот Эсюлде проводила его к матери в Изумрудную гостиную, снова, когда он вошел туда, она стояла между двумя деревцами танигали в горшках и, улыбаясь, протянула руки ему навстречу.
Но он с первого взгляда заметил поразительные и тревожные перемены в ее облике, а ведь еще и года не прошло с тех пор, как они встретились в этой же комнате. Ее темные волосы теперь пестрели седыми прядями; теплый блеск глаз потускнел, и они сделались чуть ли не холодными. Время осилило даже ее царственную осанку, заставив плечи округлиться, подтянув голову ближе к ним и заставив ее выдвинуться вперед. Некогда он воспринимал ее, как богиню; теперь же она казалась ему богиней, постепенно превращающейся в старуху – очень смертную старуху.
Они обнялись. Ему показалось, она стала настолько легкой, что ее мог бы унести даже порыв ветерка. Они пригубливали прохладное золотое вино, и Валентин рассказывал о своих странствиях в Пьюрифайне, о путешествии в Сувраэль, о встрече с Доминином Барджазидом и о том удовольствии, которое испытал, увидев, что его бывший враг вновь обрел здравый рассудок и подобающую лояльность.
– А что Король Снов? – поинтересовалась она. – Любезно ли он тебя принимал?
– В высшей степени. Между нами сложились поразительно теплые отношения.
– Барджазиды редко бывают дружелюбными. Я полагаю, что причиной тому – условия их жизни в этой стране и ужасные обязанности, возложенные на них. Но они вовсе не монстры, какими их зачастую считают. Минакс – жестокий человек, я чувствую это в его душе, когда наши сознания встречаются, что бывает нечасто, – но сильный и добродетельный.
– Он не предвидит в будущем ничего хорошего, но пообещал всемерно поддерживать все, что нужно будет сделать. В этот момент он хлещет мир самыми могущественными посланиями в надежде обуздать безумие.
– Это мне известно, – сказала Владычица. – В последние недели я чувствую, что его мощь изливается из Сувраэля, как никогда прежде. Он прилагает огромные усилия. Как и я, в своем, более деликатном стиле. Но этого не хватит. Валентин, мир сошел с ума. Звезда наших врагов восходит, а наша закатывается, и миром сейчас правят не понтифик и корональ, а голод и страх. Ты и сам это знаешь. Ты ощущаешь, что безумие давит на тебя, захлестывает тебя, грозит снести все на своем пути.
– То есть, мама, мы обречены на неудачу? Ты это хочешь сказать? Ты, источник надежды, носительница покоя…
В ее глазах появилась тень былой стальной силы.
– Я ни слова не сказала о неудаче. Я всего лишь сказала, что Король снов и Владычица Острова не в состоянии остановить поток безумия.
– Но ведь есть и третья Власть. Или ты, мама, считаешь, что я непригоден для этой войны?
– Ты пригоден для всего, чем сочтешь нужным заняться. Но, Валентин, даже три Власти – недостаточно. Хромое правительство не в состоянии справиться с кризисом такой силы, как нынешний.
– Хромое?
– Оно стоит на трех ногах. А должно быть четыре. Старику Тиверасу пора на покой.
– Мама…
– Сколько еще ты собираешься уклоняться от своей обязанности?
– Я ни от чего не уклоняюсь! Но, мама, какую пользу я смогу принести, заточив себя в Лабиринте?
– Ты считаешь, что от понтифика нет пользы? А это значит, что у тебя совершенно искаженное представление об устройстве нашего общества.
– Я понимаю важность поста понтифика.
– Тем не менее все время своего правления ты обходился без него.