Валентин Понтифик

«Уже несколько месяцев туда не может пройти ни один корабль, – говорили они. – Там безумствуют драконы, они топят все суда, которые удаляются от берега или пытаются добраться до Архипелага. Плавание на север или на восток будет самоубийством». Они считали, что драконьи стада обойдут юго-восточную оконечность Зимроэля и уйдут в северные воды не раньше, чем через шесть, а то и восемь месяцев, и лишь тогда можно будет возобновить морское сообщение.

Перспектива застрять в далеком и безвестном Беллатуле ужаснула Валентина. Возвращаться в Пьюрифайн было явно бессмысленно, а любой переход по суше в обход провинции метаморфов в бескрайнюю центральную область континента был бы рискованным и очень долгим. Но нашелся еще один вариант. «Мы можем отвезти вас в Сувраэль, ваше высочество, – сказали капитаны. – Драконы вообще не входили в южные воды, и путь туда совершенно свободен». Сувраэль? На первый взгляд идея показалась странной. Но затем Валентин подумал: а почему бы и нет? Помощь Барджазидов вполне могла оказаться полезной, и, уж конечно, не следовало отказываться от нее заранее. К тому же вполне мог существовать морской путь с южного континента на Остров или на Альханроэль, так или иначе огибающий область, где в невиданном количестве собрались непокорные морские драконы. Да. Да!

Что ж, значит, Сувраэль.

Плавание оказалось непродолжительным. И вот небольшая флотилия беллатулских судов, уверенно преодолевая горячий встречный ветер, входила в гавань Толагая.

Город, изнывавший на послеполуденной жаре, представлял собой унылое место. Безликое скопление грязно-желтых одно- и двухэтажных домишек, тянувшееся, насколько хватало глаз, вдоль берега и до гряды невысоких холмов, которые отмечали границу между прибрежной равниной и суровой внутренней пустыней. Когда короналя со свитой препровождали на берег, Карабелла с тревогой взглянула на Валентина. Он ободряюще улыбнулся ей, но твердой уверенности в его лице не было. Можно было подумать, что они находятся не в десяти тысячах миль от Замковой горы, а в десяти миллионах.

Но перед зданием таможни ожидали пять роскошных летающих лодок, раскрашенных широкими пурпурными и желтыми полосами – цветами Короля Снов. Перед машинами стояли охранники в мундирах тех же цветов, а как только подошли Валентин и Карабелла, из одной из лодок вышел рослый крепкий мужчина с окладистой черной бородой, чуть тронутой сединой, и, прихрамывая, направился к ним навстречу.

Валентин отлично помнил эту хромоту, потому что некогда эта хромая нога принадлежала ему. Как и все тело с черной бородой, поскольку в нем находился Доминин Барджазид, бывший узурпатор власти, тот самый, по приказу которого личность лорда Валентина переселили в тело какого-то неизвестного золотоволосого мужчины, а его тело Барджазид забрал себе, чтобы в этом облике править на Замковой горе. И охромело это тело, когда с Валентином еще в юности произошел дурацкий несчастный случай, когда он в компании Элидата катался верхом в карликовом лесу на Горе, близ Амблеморна.

– Добро пожаловать, мой повелитель, – очень тепло произнес Доминин Барджазид. – Вы оказали нам высокую честь этим визитом, на который мы надеялись уже много лет.

Он с видимым смирением приветствовал Валентина знаком пылающей звезды – и корональ заметил, что рука его при этом дрожала. Валентин и сам был сильно взволнован – ведь едва ли кому еще удавалось увидеть свое прежнее тело принадлежащее теперь другому человеку, и сейчас он испытывал тревожные и невеселые переживания. Победив Доминина, он отказался от рискованной попытки вернуть это тело себе, и все же сейчас пришел в немалое замешательство, увидев чужую душу, глядящую на мир его глазами. И, конечно, он был глубоко взволнован тем, что бывший преступник полностью раскаялся, очистился от греха предательства и совершенно искренен в своем гостеприимстве.

Кое-кто из сторонников Валентина считал, что Доминина следует казнить за его преступление. Но Валентин никогда не поддерживал таких разговоров. Возможно, какие-то правители доисторических варваров могли карать своих врагов смертью, но ни одно преступление – даже покушение на жизнь короналя – на Маджипуре не наказывалось столь строго. К тому же свергнутый Доминин повредился рассудком, узнав, что тот, кого он считал своим отцом, Королем снов, оказался двойником-метаморфом.

Как-то еще наказывать и без того сокрушенного человека было бы просто бессмысленно. Вернувшись на трон, Валентин помиловал Доминина и передал его родным, которые доставили его обратно в Сувраэль. Там он постепенно выздоровел. Через несколько лет он попросил разрешения приехать в Замок, чтобы попросить прощения у короналя. «Я уже простил вас», – ответил Валентин, но Доминин все же приехал, смиренно и искренне преклонил колени перед ним в день аудиенции в тронном зале Конфалюма и очистил свою душу от бремени измены.

Теперь, думал Валентин, обстоятельства в корне переменились: он оказался в личных владениях Доминина в качестве едва ли не беженца.