Валентин Понтифекс

Поток исполненных муки сигналов со всех концов света не прекращался, но здесь преобладала власть Леди, которая усиливалась с каждым днем, и Валентин ощущал постоянное ее присутствие в своей душе, и она поддерживала его, вела, успокаивала. Столкнувшись на Сувраеле с пессимизмом Короля Снов, Валентин красноречиво отстаивал свою убежденность в том, что мир можно восстановить. «Никакой надежды», – сказал ему Минакс Барьязид, на что Валентин ответил: «Надежда есть, нужно только протянуть руку и увидеть ее. Я вижу путь». А Барьязид возразил: «Нет никакого пути, и все потеряно», на что Валентин сказал: «Следуйте за мной, и я укажу путь». И, с конце концов, ему удалось вывести Минакса из состояния безысходности и добиться его не слишком охотной поддержки. Проблеск надежды, появившийся у Валентина на Сувраеле, чуть не пропал во время плавания на север, но сейчас, кажется, надежда возвращалась.

Теперь до Острова оставалось всего ничего. С каждым днем он все выше и выше поднимался над горизонтом и каждое утро, когда лучи восходящего солнца освещали с восточной стороны его меловые уступы, являл собой восхитительное зрелище: нежно-розовый при первом свете, затем ослепительно алый, после чего непостижимым образом совершался переход к золотистому, и, наконец, когда солнце стояло уже высоко в небе. Остров становился совершенно белым, и эта потрясающая белизна разносилась над водой, подобная звукам гигантских цимбал, всепроникающей, жизнеутверждающей мелодии.

В порту Нуминора Леди ожидала Коронала в доме, известном под названием Семь Стен. Вновь жрица Талинот Эсулд проводила Валентина в Изумрудный Зал; вновь он увидел мать, стоящую между двумя танигалами. Она улыбалась, раскрыв объятия ему навстречу.

Но увидел он и происшедшие с ней удивительные и пугающие перемены, а ведь еще года не прошло с тех пор, как они встречались в этом зале. Теперь ее черные волосы перемежались седыми прядями; теплота ее взгляда исчезла, уступив место холодной мрачности; время наложило отпечаток даже на ее царственную осанку, – покатые плечи, опущенная голова. Когда-то она казалась ему богиней, а теперь мнилась небожительницей, постепенно превращающейся в пожилую, вполне смертную женщину.

Они обнялись. Она стала такой легкой, что, казалось, ее может унести прочь любой случайный ветерок. Они пригубили прохладного золотистого вина, и он поведал ей о своих странствиях по Пьюрифайну, о поездке на Сувраель, о встрече с Доминином Барьязидом и о том удовольствии, которое ему доставил вид бывшего врага, обретшего здравый рассудок и вновь лояльного.

– А что Король Снов? – спросила она. – Сердечно ли он тебя встретил?

– В высшей степени. Между нами сразу возникли теплые отношения, что меня немало удивило.

– Барьязиды редко бывают приветливы, что вызвано, я полагаю, самими условиями жизни в той стране и их ужасными обязанностями. Но они не какие-нибудь чудовища, как принято считать. Минакс – человек неистовый, и я это чувствую, когда сталкиваются наши души, что бывает нечасто, но в то же время сильный и благородный.

– Будущее он видит в мрачном свете, но поклялся оказывать полную поддержку всему, что мы должны сделать. В данный момент он заполняет мир самыми мощными посланиями в надежде обуздать безумие.

– Да, мне известно о том, – сказала Леди. – В течение последних недель я ощущаю его мощь, исходящую с Сувраеля. Он предпринял могучее усилие, какого не совершал никогда раньше. Я делаю то же сама, но спокойнее. Но этого недостаточно. Весь мир обезумел, Валентин. Звезда наших врагов восходит, а наша – закатывается; миром теперь правят голод и страх, а не Понтифекс и Коронал. Ты сам это знаешь. Ты чувствуешь, как безумие наваливается на тебя, охватывает тебя, грозит смести все.

– Тогда нас ждет поражение, матушка? Ты ли говоришь со мной, источник надежды, ты ли, несущая успокоение?

Что-то вроде прежней стальной непреклонности мелькнуло в ее глазах.

– Я ни словом не упомянула о поражении. Я сказала лишь то, что Король Снов и Леди Острова сами не в состоянии сдержать поток сумасшествия.

– Есть еще и третья сила, матушка. Или ты считаешь меня неспособным вести войну?

– Ты способен достичь всего, чего угодно, Валентин. Но здесь недостаточно даже трех Владык. Ущербное правительство не может управиться с обрушившимся на нас кризисом.

– Ущербное?

– Оно стоит на трех ногах, а должно быть на четырех. Старому Тиверасу пора уснуть.

– Матушка…

– Сколько ты еще намерен уклоняться от своих обязанностей?

– Я ни от чего не уклоняюсь, матушка! Но чего удастся достичь, если я заточу себя в Лабиринте?

– Неужели ты считаешь, что Понтифекс бесполезен? Странные взгляды у тебя на наше государство, если ты действительно так думаешь.

– Я понимаю неоценимую роль Понтифекса.

– Тем не менее, в течение всего правления ты предпочитаешь обходиться без него.