Валентин Пикуль

Во всех последующих ближайших встречах, в том числе и с приехавшим после очередного рейса Женей Тере-щенковым, который привёз Пикулю в подарок огромную пушистую шапку из собаки, дед не преминул похвастаться свершившимся событием. Ведь делился он радостью с коллегой: Женя вручил «Командору» копию приказа капитана дизель-электрохода «Наварин» Мурманского морского пароходства, удостоверяющего, что Валентин Пикуль зачислен почётным членом его экипажа…

Были в гостях и Вовки — Юрий Данилович с сыном Олегом. Совмещая приятное с полезным, без ущерба дружескому общению они фотографировали Пикуля «для истории». Валентин попросил сделать увеличенное фото Паулюса с группового портрета, где он стоит посередине между Зейдлицем и Пиком.

— Сейчас он мне очень нужен, — многозначительно, по крайней мере для меня, прозвучала просьба писателя.

Я уже давно заметила, как подолгу задумывается Валентин Саввич над письмами Дмитрия Сергеевича Трунцева, сослуживца отца — Саввы Михайловича Пикуля, в которых тот описывал последние минуты его жизни. Об этом Дмитрий Сергеевич написал в 1983 году в небольшой рабочей газете «Мартеновка».

Не меньше сведений, бередящих душу Валентина Саввича, содержалось и в многочисленных письмах ветерана Николая Сергеевича Попова, посвятившего всё своё послевоенное время делу розыска и увековечивания имён незаметных героев Сталинградской битвы.

А по той литературе, которую читал, собирал и суммировал Валентин, можно было безошибочно предположить, что из темы войны вообще и Сталинградской битвы в частности он уже вылепил несколько кирпичиков для закладки фундамента под литературный памятник мужеству советских солдат.

Как всегда, без проволочек, Юрий Данилович вскоре принёс портрет Паулюса, и Валентин Саввич повесил его на стенку.

Я подошла к изображению, долго смотрела на портрет и затем неожиданно для самой себя с ожесточением выпалила:

— А ведь ты же убил отца моего Валентина!

Пикуль широко открытыми… нет, такое избитое словосочетание не передаёт смысл реалий… точнее, хотя и грубее — «разинутыми глазами» смотрел на меня.

— Постой, постой-ка, я запишу. — Пикуль потянулся сначала за сигаретой, потом — за карандашом. Молча докурив сигарету, он с убеждённостью произнес: — Теперь я напишу роман о Сталинграде!

«Теперь я напишу»… Как будто случилось что-то экстраординарное. Как будто… А может, и правда, что-то случилось?.. Только нам, по-видимому, не дано это представить…

Необъяснимая пылинка, упавшая на загадочные писательские весы, перевернула всё.

«Обиженный» Мале отошёл на третий план, а в машинку был вставлен чистый лист, на котором после нескольких вечеров мучительных раздумий и обсуждений появилось название — «Площадь павших борцов».

А на втором плане, как и при работе над любым солидным романом, были только миниатюры, краткосрочное отвлечение на которые давало небольшой отдых, не выбивая из основной тематической колеи.

Коль скоро разговор коснулся миниатюр, уместно отметить, что в третьем номере рижского журнала «Даугава» за 1984 год вышла подборка пикулевских миниатюр.

Валентин Саввич не стремился попасть в престижные столичные «толстые» журналы, а щедро раздавал свои миниатюры провинциальным журналам и газетам.

— Столичные читатели избалованы — пояснял он своё кредо, а тем, что в глубинке, тем моя помощь нужна. И не только читателям — не меньше и издателям. Это писатель знал из писем, в большинстве своём весьма откровенных:

«Читатели просят хоть чего-нибудь из Пикуля!.. Не могли бы вы… Наш журнал очень молод, и появление вашего имени на его страницах явилось бы существенной помощью молодому изданию».

И Пикуль отвечал, посылал свои миниатюры.

Нередки были просьбы-заявки на материалы по конкретным личностям, профессиям или даже… территориям.

Не менее чем само письмо от главного редактора журнала «Теегин гёрл» («Свет в степи»), выходящего в городе Элиста, что в Калмыкии, характерен ответ на него Пикуля.

В письме к писателю высказывалась просьба:

«Может быть, вы располагаете материалами о художнике Фёдоре Калмыке, судьба которого чрезвычайно необычна. Если это так, то не согласитесь ли вы написать о Ф. Калмыке для нашего журнала?

Если такой возможности нет, то, как выражаются наши подписчики, “хоть что-нибудь”!»

Сюда же примыкала просьба написать о М. И. Сердюкове.

А теперь вникните в содержание и вчувствуйтесь в благородно-доверительный тон ответа:

«Уважаемый тов. В. Нуров!

Посылаю Вам три исторические миниатюры, которые ранее нигде не публиковались. Приношу извинения за то, что две из них — с копирки.

Фёдор Калмык и М. И. Сердюков мне достаточно известны. Но сейчас я не обладаю тем материалом, который надобен для работы над ними. Но мне известно, что у Вас живёт хороший и добросовестный историк-писатель А. Ба-лакаев, который, смею думать, справится с описанием Ф. Калмыка и М. Сердюкова лучше меня.

С уважением Валентин Пикуль».

Для ответа на такие письма Валентин Саввич откладывал все свои дела.