Валентин Пикуль

Когда тема разговоров перешла на «Слово и дело», на его героев, на время и место, описанные в романе, Валентин предложил совершить экскурсию в Елгаву. Предложение нашло поддержку, и на следующий день мы отправились в бывшую столицу Курляндского герцогства, приютившую на своих землях старый 300-комнатный дворец, сооружённый для Бирона великолепным Растрелли.

Восхитившись внешней архитектурой, мы вошли внутрь дворца. Для опытных, внимательных глаз, умеющих «читать между строк», грандиозность сооружения просматривалась и сквозь перегородки, настроенные для нужд располагаемой ныне в памятнике старины Сельскохозяйственной академии. Один только вид парадной лестницы давал богатому воображению представление о внутреннем убранстве дворца.

В отличие от студентов, не обращавших на нас никакого внимания, целью нашего визита поинтересовался один человек, оказавшийся проректором академии. И сейчас чувствую себя очень неудобно из-за того, что не записала и потому не запомнила ни имени, ни титулов этого обаятельно-внимательного педагога.

Я представила проректору своих спутников и далее не вмешивалась ни в один из их разговоров, а только любовалась со стороны, как трое мужчин подробно, но спокойно, не перебивая друг друга, абсолютно непринуждённо обсуждали сложнейшие проблемы и мало кому известные факты.

Понимая, что посетителями движет не праздное любопытство, гостеприимный хозяин достал ключи и открыл не работавшую в то время небольшую музейную экспозицию. Юрий Александрович с интересом рассматривал всё. Пикуль в первую очередь набросился на портреты герцогов и лиц, их окружавших.

Некоторых портретов Валентин Саввич ранее не знал, его особенно заинтересовало изображение жены Бирона.

Благодаря проректору за доставленное эстетическое наслаждение, Валентин Саввич посоветовал сделать посещение музея платным, чтобы иметь средства хотя бы на косметический ремонт.

— И надо расширить экспозицию, — продолжал Пикуль. — Экскурсантам будет небезынтересно знать, например, что здесь не раз музицировал Рихард Вагнер, что в подвалах находились склепы курляндских герцогов…

— Почему находились? Кое-что есть и сейчас. — И, прочтя в глазах двух ценителей старины немое желание, проректор отправился за ключами от подвалов.

Посещение подземелья я вспоминаю с содроганием, а Пикуль рассматривал надписи и даже приподнял одну из крышек…

Поднявшееся облачко вековой пыли создало иллюзию движения. Мне показалось, что мумифицированный прах осыпался, а Валентин пошутил:

— Это она мне подморгнула.

Общение с Ю. Лимоновым оставило в душе и памяти писателя много приятных и полезных воспоминаний.

Пикуль с удовольствием делился своими планами. Он любил умных собеседников, которые не кичатся своими знаниями, не стремятся возвысить себя.

Они встречались и в дальнейшем. Не знаю, в какую из встреч Ю. А. Лимонов сказал, что он напишет предисловие к роману «Фаворит».

Спасибо Юрию Александровичу за его вклад, способствовавший выходу романа. Уместность благодарности понятна, если учесть, что после положительной рецензии и доброжелательного предисловия ему самому жить стало, мягко говоря, не легче…

Этот год високосный

В деловых контактах и встречах обозначился небольшой временной просвет, и Валентин сел за «Париж на три часа». Роман о Мале требовал обещанной редакции доработки — дополнения.

Пикуль прочёл первую фразу:

«Один император, два короля и три маршала с трудом отыскали себе для ночлега избу потеплее».

Он уже давно забыл её и читал, как читают дотоле неизвестную книгу.

— А здорово, чёрт возьми… — Осознание того, что написанное принадлежит его перу, к автору пока ещё не пришло.

Читательское восхищение, перешедшее затем в писательское удовлетворение, создали благодатный климат для творческой работы. И Валентин окунулся в 1812 год.

К «мужскому» празднику — 23 февраля — я, желая стимулировать его писательское настроение, преподнесла Валентину в подарок красивейший чернильный прибор, искусно выполненный из малахита. Поблагодарив, извиняясь, чтобы не обидеть меня, он дал понять, что свою «непроливашку», «выпившую» уже не менее ведра чернил, он ни на что не променяет.

— Не сердись, — миролюбиво пояснял Валентин Саввич, — эта красота будет меня отвлекать. Я вижу прошлое, только глядя на свою «старушку…»

Подходил к концу февраль. Дочь готовилась вскоре стать матерью.

Предвидя очевидное — появление нового потомства всегда помогает облегчить боль утраты, Валентин «торопил» Марину, но предостерегал от «неосмотрительного» поступка.

— Ты только не вздумай родить 29 февраля, — наказывал он, — а то отнимешь у ребёнка сразу три четверти всех его дней рождения.

Слова возымели действие: внук родился 5 марта.

Выбор имени не занял времени.

— У меня никого из детей не было, и если вы считаете, что я это заслужил, то назовите в честь меня — Валькой, — попросил Валентин Саввич.

Впервые увидев распелёнутого тёзку, с откровенной непосредственностью изумился:

— Я думал, будет страшнее…