Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

Меньше чем через полчаса я уже вручал какой-то свой опус так, по-моему, и не сошедшему с прежнего места Юрию Михайловичу Чурбанову, — рука его к тому времени уже изрядно обмякла. Отработанным движением он молча передал книжицу адъютанту, даже не взглянув на обложку.

Танечка позвонила чуть засветло. Сразу и попеняла: «Что же вы надпись не сделали?» Ну, надо же — и тут оплошал! «Неужели заметил?» — поразился я. Таня замялась: «Мы заметили. А вдруг и он заметит?» Он не заметил. Если он что-нибудь и замечал, то нечто другое.

Как и следовало ожидать, звезда Чурбанова закатилась, как только отдал концы Леонид Ильич. Теперь-то для всех очевидно: счастливый брак был на самом деле величайшим несчастьем Чурбанова. Не случись такой оказии, он скорее всего не стал бы ни генералом, ни лауреатом (потайная Государственная премия досталась ему «за образцовый порядок в Москве во время Олимпийских игр»), ни замом министра, но все равно сделал бы неплохую карьеру и выжал бы из нее все возможное и невозможное. Его не звал бы за стол генсек, но зато ему не светила бы зона.

Пока шла мышиная возня в больших кабинетах, Чурбанов не возникал, дожидаясь ее исхода. Его не сняли, но отстранили от дел, — он не терял надежды: пропасть ему не дадут. Один раз за это время я говорил с ним по телефону. Ко мне пришел с какой-то жалобой на непорядки в саратовской пожарной охране один разжалованный лейтенант МВД, и я, смеха ради, решил отправить его к Чурбанову. Легко представить себе, чем бы кончилась эта затея в иные — недавние — времена. На этот же раз провинциальному экс-лейтенанту скучающий от безделья заместитель министра устроил встречу с не подобающей случаю широтой. С чаем, печеньем, конфетами — на час или даже на два Не знаю, о чем они там говорили, но вскоре я получил из Саратова восторженное письмо: этот «душевный разговор», как писал автор, он не забудет «по гроб жизни».

Откликнулся и Чурбанов. Он сам позвонил мне, поблагодарив за «интересного посетителя», просил и впредь посылать ему нуждающихся в помощи людей, пригласил захаживать запросто, как ни в чем не бывало… Словно я когда-то захаживал к нему — запросто или нет! Я спросил его, как дела, как настроение, он ответил, что неплохое, но скоро, наверное, перейдет на другую — хозяйственную — работу. Это можно было счесть за черный юмор, но юмора-то как раз он был лишен абсолютно, говорил с унылой, сухой деловитостью, и тогда мне подумалось, что звонок не случаен: видимо, он хотел пустить по Москве слушок — все с ним, дескать, в порядке, он, как и прежде, силен, друзья не дадут в обиду, так что пусть его заживо не хоронят, а те, кому невтерпеж, держат язык за зубами. Так мне показалось — звонил он по этой причине. Не было у нас с ним никаких «общих тем» и обычая поболтать по телефону не было, естественно, тоже: очень уж в разных весовых категориях находились мы все это время.

Вскоре он был арестован, появились газетные сообщения — о том, что вменяет ему прокуратура. Сумма полученных им взяток таяла на глазах. Каждая новая информация содержала цифру, меньшую в сравнении с предыдущей. К началу процесса она составляла шестьсот тысяч, к концу всего-навсего девяносто. Остальное доказать не удалось. Вряд ли кто-то хотел позаботиться о самом Чурбанове: на реальную меру наказания сокращение эпизодов, ему вмененных, существенно повлиять не могло, один год меньше или один год больше принципиального значения уже не имели. Целью, мне кажется, было другое: сузить, насколько возможно, круг лиц, причастных к его деяниям, убедительно подтвердить серьезность намерений тех, кто вел с ним все эти месяцы торг, обещая не раздувать дело и облегчить его участь в обмен на обет молчания. То, что такой торг шел и что он дал результаты, у меня сомнений не вызывает.

В конце августа — начале сентября 1988 года я отдыхал с семьей на живописнейшем болгарском курорте Созополь — бывшей римской Аполлонии, — многократно воспетом и в нашей отечественной литературе. Мне казалось, я надежно укрылся хотя бы на две недели от суеты газетного повседневья: ни адреса, ни телефона своего я никому не оставил. Но нет, разыскали и здесь! Заместитель главного редактора А.П. Удальцов просил немедленно возвращаться в Москву: был конец пятницы, а в девять утра в понедельник начинался судебный процесс, на котором список подсудимых возглавили Юрий Чурбанов и бывший министр внутренних дел Узбекистана Хайдар Яхъяев.

— Уникальный шанс! — слышался в трубке далекий голос Удальцова. — Мы пробили вам пропуск на процесс. Он начинается в девять, а в полдень первый материал уже должен быть у меня на столе, чтобы попасть в номер. Будете давать свои репортажи регулярно, до конца процесса. Сделайте все возможное — вылетайте немедленно.