Вадбольский – 2

Снова прыжок, ушел от молний, начинаю зигзагить, на дальней дистанции я просто мишень, а на ближней буду если не на равных, кто знает силу графа, но всё-таки смогу и я ударить…

Он всё лупит шаровыми молниями, я отпрыгивал в стороны, дважды даже прижался, как жаба к земле, чем ближе, тем труднее увертываться, плечо обожгло болью, но смотреть некогда, снова уворачиваюсь, пришлось даже попятиться, пока ещё улавливаю куда бросит, но эта сволочь умеет бросать с двух рук, от двух спасаться труднее, ещё один раскалённый шар с силой пушечного ядра задел бок, потом обожгло ногу…

Я обливался пóтом, сердце вот-вот выскочит, как вдруг граф, взбеленившись от промахов, народ же смотрит и осуждает, не может справится со школьником, вытащил меч и ринулся вперед.

Я видел это сквозь заливающий глаза рассол, вздохнул бы с облегчением, если бы мог раздвинуть скованную болью грудную клетку, но выставил перед собой меч и сумел сделать шажок вперед.

У графа меч длиннее и опаснее, Бог дал дураку силу и рост, зрители что-то кричат подбадривающее, он налетел, как огненная буря с рёвом и топотом, я откачнулся в сторону, меч его с огромной скоростью понёсся сверху вниз, превращаясь с виду в раскрывающийся веер, настолько быстро.

Я в самом деле едва успел метнуться вбок, сам ударил остриём, как шпагой, меч для такого не предназначен. Но графа то ли ранил, то ли просто озадачил, он шагнул назад и начал рубить с той же яростью, но осторожнее, используя технику, которую выучил в воинских заведениях Генштаба.

Наши мечи то и дело сталкивались в воздухе, я всякий раз трепетал в страхе, что мой переломится, удары встречал не лоб в лоб, у графа меч тяжелее, а пускал по касательной, всё стараясь выбрать момент для удара, но эта разъяренная сволочь умеет и защищаться…

И всё же грузный граф устал быстрее меня, дыхание вырывается с хрипами, глаза вот-вот лопнут, из перекошенного рта брызгают слюни, но продолжал напирать, как взбесившийся носорог… и но вдруг захрипел ещё страшнее, лицо перекосило судорогой, попер дуром.

Я отпрыгнул, а он грузно повалился лицом вперед, я едва удержал руку с мечом, нельзя бить упавшего, да ещё в спину, хоть и хочется…

Он дёрнулся пару раз всем телом и затих, только левая нога всё ещё подрагивает. Я отступил на шаг, самого трясет, что хоть ложись рядом. Оперся на меч, чтобы не упасть, оглянулся на герцога. Тот смотрит непонимающе, потом произнес немножко растерянно:

— Лекаря!..

На площадку выбежал господин в длинном сюртуке и с характерным саквояжем в руке. Быстро пощупал пульс на руке графа, расстегнул ему камзол, приложил к обнаженной груди нечто похожее на стетоскоп.

Через некоторое время произнёс без особой уверенности:

— Похоже, апоплексический удар… или грудная жаба…

Он почему-то посмотрел на меня, я произнес вяло:

— Это заразно? Я думал, от жаб только бородавки.

Он потряс головой.

— Нет-нет, вам пока не грозит. Хотя кто знает, медицина еще не уверена…

На площадку начали выскакивать служащие Дроссельмейера, графа подхватили на руки и вчетвером понесли в дом, по дороге разок уронили, граф тяжел, а я с трудом потащился вслед за ними.

Ко мне подбежали Сюзанна и мой секундант, помогли удержаться на ногах, что-то колени подгибаются.

— Вадбольский, — вскрикнула Сюзанна, — ты ужасно ранен!

Я поморщился, жутко ноет обожженное плечо, но рубашка спасла, а ещё чувствую, как регенерация взялась за правую сторону груди, где меч графа рубашку не просек, но как ломом перебил два или три ребра, больно, жарко и жутко чешется.

— Ничего ужасного, — сказал я как можно бодрее, — только мундир опять покупать…

От него лохмотья, раскалённые шары сожгли всю правую сторону, а на левой спалили плечо. Хорошо, что рубашка вся в чёрной копоти, не так подозрительно, что уцелела.

Меня отвели в ванную, а пока я там отмывался, приготовили камзол примерно моего размера, только сукно получше и пуговицы подороже.

Когда я переоделся, и вышел к гостям уже сияющий и с улыбкой, боль в ребрах наниты по моей команде приглушили анестезией, гости встретили меня, как звезду вечера.

Я тихо поинтересовался у Сюзанны:

— Как там с Арчибальдобекером?

— Арчибальдом, — поправила она с укором, скривилась, будто хлебнула уксуса: — Ещё возятся с ним. Врач говорит, выживет, но правая рука и нога останутся мертвыми.

— Вот и хорошо, — сказал я с подъемом. — Книги умные писать станет! Как Сервантес, Лойола, Павка Корчагин… Сила — уму могила, а калеки самые умные…

Она покосилась на меня с подозрением, сибирский юмор какой-то особенный, хотя я не юморил, но кто тут знает о переквалификации?

— Пойдем за стол, — предложила она.

— А это уместно?

— Вполне, — сказала она. — Никто не погиб, а гости уже собрались. Хороший стол, а там, возможно, ещё и потанцевать можно.

— Мне не можно, — возразил я. — Я ранетый, слабый и ленивый. Мне бы поесть, поспать и можно посовокупляться. Хотя посовокупляться лучше сперва, а поспать потом.

Она в великом презрении сморщила нос.

— Фи, как пошло… Как вы, мужчины, всё приземляете!