Ваал. Неисповедимый путь

Когда она начала говорить, Джон Крикмор, сидевший в противоположном углу комнаты, беспокойно заерзал на стуле. Он не встревал в разговор, не желая оказаться причастным к происходящему. Он держал на коленях потрепанную Библию, смотрел на огонь и думал о сжимающихся вокруг него кольцах Ада. Вытянутое, худое, обветренное, покрытое морщинами лицо Джона Крикмора напоминало поверхность тонкого осеннего льда. Густые курчавые волосы имели рыжевато-коричневый оттенок, а глаза были голубыми. Рамона часто повторяла, что видит в них голубое небо, когда он весел, облака, когда он сердит, и дождь, когда он печален. Если бы она внимательно присмотрелась к его глазам сейчас, то увидела бы надвигающийся шторм.

Мужчины стояли неподвижно, прислонясь к стене по обе стороны камина, и напоминали два одетых в голубые джинсы держателя для книг. Джон положил ладони на Библию и уставился в затылок жены.

— Да, — тихо повторила Рамона. — Я пойду.

— Нет, она никуда не пойдет! — резко сказал Джон.

Мужчины взглянули на него и снова замерли в ожидании.

Это разозлило Джона, и он продолжил:

— Вы двое приехали сюда попусту! Я сожалею, что день сегодня неважный и тому подобное. Я знаю, почему вы здесь, и знаю, почему вы думаете, что Рамона может вам помочь, но мы сыты по горло! Все осталось в прошлом, и мы оба стараемся забыть об этом.

Джон поднялся со стула, сжимая в руках Библию. В нем было добрых шесть футов, а широкие плечи распирали фланелевую рубашку.

— Моя жена не может вам помочь. Неужели вы не видите, что она беременна?

Рамона осторожно погладила свой живот. Иногда она чувствовала, как ребенок бьет ножкой, но сейчас он — да, это обязательно будет мальчик — лежал спокойно, как будто показывая свои хорошие манеры незваным гостям. Но Рамона чувствовала, как в глубине ее, напоминая мягкое трепетание пытающейся взлететь птицы, бьется его сердечко.

— Мистер Крикмор, — тихо произнес мужчина с бородой Санта Клауса — Стентон. Он был настолько бледен и худ, что Джону показалось, будто он очень долго питался супом из своих старых ботинок. — Мы не можем оставить все как есть, неужели вы не понимаете? — Его лицо исказилось, словно от боли. — Боже мой, мы просто не можем!

— В моем доме не произносят имя Божье всуе! — прогремел Джон. Он сделал шаг вперед, поднимая Библию, как оружие. — Если бы люди в Чипене помнили о Святом Слове, тогда, возможно, и не случилось бы этой беды! Может быть, Господь таким образом дает вам понять, что вы согрешили. Может быть, это значит...

— Это не выход, — устало произнес Захария, второй мужчина. Он повернулся к огню и подтолкнул ногой выпавший из камина кусочек полена. — Бог свидетель, мы не хотели приезжать сюда. Но... нам пришлось. Люди знают о вашей жене, мистер Крикмор. О, не все, разумеется, а некоторые. Те, кто в ней нуждался. А теперь... — Захария взглянул прямо в глаза Рамоны, — в ней нуждаемся мы.

— Но вы не имеете на это никакого права!

— Да, может быть, — кивнул Захария. — Но мы пришли, попросили и теперь ждем ответа.

— Ну что ж, я отвечу. — Джон поднял Библию еще выше, и на ее кожаном переплете блеснуло отражение огня. — Вам нужно ЭТО, а не моя жена.

— Мистер Крикмор, — сказал Захария, — вы не поняли. Я — чипенский священник.

У Джона отвисла челюсть. Кровь отхлынула от его лица, а Библия медленно опустилась вниз.

— Священник? — эхом откликнулся он. — И вы... вы тоже видели эту штуку?

— Да, — сказал Стентон и хмуро уставился на огонь. — О да, я ее видел. Не очень ясно и недостаточно близко... но видел.

Последовала долгая пауза, лишь поленья потрескивали в камине, да ноябрьский ветер тихо напевал на крыше. Рамона, скрестив руки на животе, качалась в кресле и смотрела на Джона.

— Поймите меня, — произнес священник. — Мы не хотели приезжать сюда. Но это... это нечестно — не пытаться сделать хоть что-нибудь. Я сделал все что мог, а смог я, как выяснилось, очень мало. Есть люди, которые знают о вашей жене. Благодаря им и мы узнали о ней. Я молил Бога об этом, хотя и не понимаю этого, однако мы пришли сюда и попросили. Вам понятно, мистер Крикмор?

Джон вздохнул, стиснул челюсти и снова уселся на стул.

— Нет. Совершенно непонятно.

Теперь его внимание было приковано к жене. Что она скажет? Библия холодила ему руки, как металлический щит.

— Такого не может быть, — сказал он. — Никогда не бывало. И никогда не будет.

Рамона слегка повернула голову, и ее профиль четко высветился на фоне огня. Просители ждут, они проделали долгий путь и теперь должны получить ответ.

— Пожалуйста, оставьте нас на пару минут вдвоем, — обратилась она к священнику.

— Конечно, мэм. Мы выйдем и подождем в грузовике.

Мужчины вышли наружу в сгущающиеся сумерки. В открытую дверь ворвался холодный ветер, и языки пламени неистово затрещали.

Рамона некоторое время молча раскачивалась в кресле, ожидая, что муж заговорит первым.

— Ну? Что дальше? — спросил Джон.

— Мне надо ехать.

Джон испустил долгий вздох.

— Я думал, все кончено, — произнес он. — Я думал, ты больше не можешь... делать такие вещи.

— Я никогда ничего подобного не говорила. Никогда.